Дважды заплутав в темноте, Клиггер еле смог выбраться обратно на тропу. Поэтому, когда начало светать, он еще не проехал даже половины расстояния до Пригорья. И тут, остановившись на краю большого оврага, куда вела тропа, секретарь увидел внизу всадника в солдатском плаще. Дрееке не забыл о засаде, оставленной в деревне, и был даже рад, что сможет объехать ее днем. Вот только никак не ожидал Клиггер увидеть одинокого солдата. Возвращаться должна была группа, а ее можно было услышать издалека, не то что одного человека. Посмотрев назад, он увидел четкие отпечатки лошадиных копыт, оставленных его конем в размокшей земле. Быстро заведя лошадь за деревья, спрятался за одним из них, росшим у самой тропы.
Клиггер подкараулил момент, когда солдат проедет мимо него, и резко прыгнул, собираясь воткнуть в спину меч. Но, выбросив вперед руку с клинком, он неожиданно увидел, что тот пропал. А в следующую секунду ужасная боль от мощного удара в пах заставила Дрееке, согнувшись, упасть на колени. Чертов солдат, умудрился услышать прыжок и, уйдя в сторону, ударить его, поднырнув под лошадиное брюхо.
Клиггер лежал на земле, его меч валялся в стороне, а на груди стояла нога всадника, крепко пригвоздившего Дрееке к земле. А всадник почему-то оказался вовсе не стражником. Над Клиггером стоял человек в кожаной куртке и с короткими волосами, наверняка торчавшими ежиком под шляпой. Над высоким, зашнурованным воротником внимательно смотрели на Дрееке глаза разного цвета. Один – зеленый, другой – серо-голубой.
Они видели друг друга один раз, когда Антоний Кадавер давал заказ Освальду-охотнику. По спине секретаря прокатилась капля холодного пота, а на голове начали шевелиться волосы. Мысли лихорадочно метались, выбирая, что делать, как себя вести. И главное: раз он здесь, знает ли о том, что произошло в деревне?
Клиггер собрался открыть рот, чтобы попробовать сказать что-нибудь. Но охотник опередил его. Освальд произнес только два слова:
– Сдохни, секретарь.
Нагнулся вперед и, взяв Дрееке под нижнюю челюсть и затылок, резко дернул вверх и вбок. Хрустнули позвонки, шея неестественно вывернулась, и грешная душа Клиггера Эйсвальта ван Дрееке, увлекаемая хохочущими демонами, стремительно устремилась в огненную расщелину, громко вопя и содрогаясь от страха перед предстоящим наказанием.
Заходящее солнце смогло пробиться через низкие, серые тучи. Осень, широко шагая по предгорьям, брала в свои руки права над окружающей природой. Идущий по начинающейся горной тропе большой серый конь отбрасывал темную тень на камни, белеющие внизу. Молодой парень в черной длиннополой кожаной куртке ехал, погрузившись в собственные мысли.
Свернув шею Дрееке, о котором он узнал у покалеченного солдата, специально оставленного в живых, Освальд отправился в приречную деревню, за остальными убийцами. Приехав, увидел нескольких крестьян, которые под руководством старосты таскали тела солдат к большой общей могиле. Увидев всадника, староста подошел к нему сам.
– Отравил кто-то их всех, – старик горько вздохнул, – а вместе с ними и половину деревни прихватил. Мимо нас проехали человек пять, назад тому дня три. Думать про них забыл, а теперь вот вспомнил…
Махнув рукой, старик пошел к своим. Освальд немного постоял, а потом развернул Серого и направился к далеким горам.
…Одинокий молодой всадник ехал по горной дороге, ведущей в Вольные торговые города. На душе было пусто, ничего не хотелось делать, но укоренившаяся, давняя привычка толкала его вперед. И он ехал вперед, надеясь найти что-нибудь, что заставит его опять радоваться жизни, что-нибудь, о чем он давно забыл.
Год 1405-й от смерти Мученика,
перевал Лугоши, граница
Вилленгена и Хайдар
– Да как ты такое смеешь говорить, побродяжник?!! – вскинулся было один из дворянчиков. – Я родом из Шварценхаффена и не позволю…
– А закройте-ка свой рот, милейший, – буркнул седой незаконнорожденный рыцарь. – Уж чья бы корова мычала, а ваша, как всем известно, лучше бы соломой подавилась. Молчи, пацан, не то вызову на дуэль. Я Геррик Блоедхольм из Доккенгарма, и не тебе говорить про справедливость в ваших магистратурах.
Дворянчик снова открыл было рот, потянулся к клинку. Но запнулся, глядя на оружие седоголового бастарда. Оно и понятно, что поступил правильно. У дворянчика на раззолоченном поясе висела красивая и богато украшенная сабля с востока. Прекрасной стали, изящно выгнутая и с восхитительным балансом. В отличие от простого, с закрытой гардой палаша рыцаря. И клинок у него был длиннее сабли, хорошо, если на пол-локтя. А еще у седого на груди висел оранжево-черный жетон, который носили лишь нессарские наемники.
– Продолжай, старик. – Бастард кивнул хозяину на бродягу, щелкнув пальцем по собственному стакану. – И мальчика не забудь покормить, хозяин. Продолжай, складно врешь, правдоподобно.
Бродяга благодарно кивнул и ему, и девушке, принесшей парящий стакан горячего вина со специями и медом.
– Благодарствую, господин рыцарь. На западе, как всем вам, образованным господам, известно, пять Оловянных островов. Не только олово, конечно, там добывают. Острова те, пусть и далекие, самое главное богатство Империи. Там находятся рудники и копи дваргов, или как их еще называют на самом юге – дварфов. Тех самых подземных карлов, когда-то присягнувших Кесарю. Они-то и поднимают из рудных глубин и железо, и серебро, ну и олово, само собой. В горах на севере самого большого острова живут такие же дикие горцы, как в Нордиге. Отличаются они от них только огненным цветом волос. А в остальном – такие же любители подраться, пограбить и хорошенько выпить пива. Ну, этим-то они, правда, никого не удивляют, кто ж его, пива-то, не любит? А еще есть у них всем крепким пойлам пойло, которое гонят из того же скудного ячменя да солода, выстаивают в бочках. Ох, и крепкое, зараза, так и сшибает, если с непривычки стакан хватануть.
Такие вот земли, милостивые господа мои, лежат между нами и великим западным Окияном. Ну и нельзя не сказать про дивный край Бретоньера и Лиможана, нет нигде более такой лозы и такого вина. Благослови их Мученик, пошли он им больше детишек в приплоде и спокойных лет для роста. А что, добрые люди, хотите дальше услышать интересное? А то сам-то, бывалоча, тож любил послушать про всякие дела дивные и земли незнаемые. Ну, да ин ладно, времени-то у нас с вами ой и много, прям целые закрома. Метет за дверью, малец? Еще бы не мело, благослови Господи хозяина крова сего, что укрыл нас всех во время бури и ветра.
Что, говорите, господин барон, хотите услыхать, ась? Про то, что в землях, лежащих у пролива между Оловянными островами и материком, тварей всяких по паре в старых пущах водится… водятся, как им не водиться? Только вот какие они, это сказать мало кому удается. Ведь пущи те, что остались от прошлых эпох, куда как непролазны и обширны. От границ Бретоньера и до самого морского берега, а в иньшую-то сторону чуть не до самих Вольных городов, и все в них, густых, зеленых и опасных. Самому мне доводилось проходить через самые большие тропы, маршем шли, когда господин архонт отправил наш легион на помощь Лиможану. Да… леса, леса…