Дома за мостом, на берегу озера, окрестили Замостной слободой. Имя прижилось, и его жители никак иначе и не называли свой район. На противоположный берег тоже перебрались, думали строить длинный мост, а потом передумали. Сделали по приказу четвертого бургомистра дамбу, на ней небольшую крепостцу и подвели к ней два канатных парома. Эту часть города, с рыбным и привозным рынками, окруженными выросшими за несколько лет кварталами поселковых домов, нарекли Правобережьем. Вот так городские власти и получили город из трех частей, две из которых постоянно росли и увеличивались. Товары шли постоянно, приостанавливаясь лишь в половодье, когда только самые отчаянные, а может, просто слишком жадные купцы рисковали идти по Сиверу и его сестрам вверх и вниз. В Сеехавен съезжались торговать с разных сторон, и ни один из живших по соседству монархов не мог наложить свои налоги с податями, что только прибавляло городу веса в коммерческих и деловых связях. Все попытки окрестных государств, что больших, что малых, установить здесь собственные порядки так и не закончились успехом. Золото может купить все что угодно, и сталь в том числе. Наемники Сеехавена и грамотная политика совета, покупавшего услуги и дружбу то одного, то другого местного князька, много раз доказали, что свои деньги отрабатывают не зря. Над прилегающими к Сеехавену землями город установил твердый и жесткий контроль.
А уж после этого горожане тесно и настойчиво занялись самим Сивером, и вниз по течению, и вверх. Занялись хорошо, продвинулись далеко, попутно вновь передравшись с доброй половиной соседей. Несколько раз отбивали серьезные нападения уже не совсем местных монархов, которых они территориально не задевали, а вот насчет денег, которыми делиться не хотели… Зарвавшихся горожан пытались одолеть и гордые рыцари дюка Брента, владевшего Нортумбером, и гвардейские копейщики Линния Варгаса из Пешта. Ни у тех, ни у других не получилось. Три года на памяти Алекса Кнакера, тогда еще простого писца на пристани, все близлежащие леса и пашни пропахли кровью этих мясорубок. Рубились со всех сторон, не жалея ни себя, ни врага. Но не зря же Безант был единственной империей во всем известном мире. Если и не сам Кесарь-Солнце, так его министры отличались завидным прагматизмом, чутьем и гибкостью. Война, сжирающая жизни и деньги и практически ничего не дающая взамен, прекратилась. Пакт о примирении и торговом союзе, взаимной военной поддержке, выплате двусторонних контрибуций, что было делом совсем небывалым. А уж с дюком, лишившимся поддержки с юга, разобраться было делом простым. Ни сил, ни средств ему не хватило, чтобы продолжить борьбу с упрямыми и не признающими хозяев горожанами.
После этого Сеехавен оставили в покое. Через три года тот же дюк Нортумбера даже заключил пакты о соседской дружбе и взаимопомощи. Так что последние пятнадцать лет город спокойно разрастался, становясь единственной торговой столицей на триста верст в округе. Культурной тоже, этого не отнять. В Сеехавене появились начальные школы, учебу в которых оплачивал городской совет, заинтересованный в новых и грамотных жителях, необходимых для расширения влияния в будущем. Открыл несколько кафедр университет Сайеннтоль, породив в городе ранее не виданных жителей – студентов, заявивших о себе громко и нахально. Будущие юристы, схоластики и врачи, как по мановению магического жезла, разом стали появляться повсюду и везде. Редкая потасовка обходилась без их участия, не говоря про выпивку в портовых кабаках, где жаки настойчиво задирали моряков. Аксель помнил, как негодовали старые советники, из тех, что вели войну с Нортумбером. Дескать, выгнали их взашей в свое время, хорошо что без порток не оставили. А теперь, что за времена, дети нортумберцев учатся в нашем же университете. Какое такое разрешение и договоренности, как подобное возможно?!! Они ведь, вражины, лютые, что твои волчары, только в овечью шкуру закутавшиеся. Так, мол, и ждут, как бы прижиться, своими стать и подло, в подбрюшье, воткнуть нож пригревшим их дуралеям. Помянете тогда наши слова, да поздно будет. Бургомистр вздыхал, пожимал плечами и принимал половину все новых взносов от баронов, графов и прочей аристократии, желавшей дать образование чадам. А чада, как водится, плевать хотели на головные боли и проблемы родителей и вовсю кутили и обнимались друг с другом, редко когда меряясь знатностью или достатком.
Храмы в городе росли как грибы после дождя. Монотеизм не приветствовался, слишком много разного разного люда постоянно здесь находилось. В Сеехавене допускалась даже магия, в той ее части, которая не касалась некромантии. А Огненная палата, отвечавшая за порядок в головах и душах горожан, жестко и твердо контролировала тех, кому не было места в большинстве цивилизованных стран. В общем, многое в Сеехавене привлекало людей, не желавших жить только по одному закону и молиться одному богу. А если человек вдобавок был работящий или предприимчивый, так лучше места для себя мог и не найти. Поэтому и текли золотые реки в городской совет и казну. Ну а, к слову, самой большой гордостью городского совета было проведение канализации на Каменном острове.
Вот таким и был славный торговый город Сеехавен. Жили в нем люди так же, как везде: работали по будням и не только, отдыхали и в праздники, и просто без повода, рожали, любили, болели, старели, умирали, рождались. И так без конца и начала…
…Передний плот, на котором плыл Кнакер, стукнулся о сваи пирса. Его зацепили крючьями, подтянули, дождавшись броска канатных концов, быстро сделали узел, пришвартовав связку тяжелых бревен. Еще немного – и вниз скинули небольшую веревочную лестницу. Главный сборщик, покряхтывая, поднялся наверх. Оглянулся на давешнего ражего детину, уже стоя под зонтом, торопливо раскрытым подбежавшим подчиненным. Акселя порадовало выражение лица мытаря, из радостного, ожидающего мзды, разом ставшее кислее привозимого фрукта лимона. Ишь, голубчик, точно хотел нажиться на плотогонах, а тут начальство… Еще раз оглянулся на бородача, на нескольких стражников, прохаживающихся по пирсу с тяжелыми дубинками и арбалетами. Решил все-таки плюнуть и растереть. Больно уж хотелось в тепло, в дом.
Остальные попутчики поднялись следом за ним, вот только с конякой вышла заминка. Хозяин жеребца долго торговался с грузчиками, одной рукой позвякивая монетами во вместительном поясном кошеле, а другую демонстративно положив на круглый шар на рукоятке широкого и длинного меча, висевшего на боку. Грузчики лениво отбрехивались на упреки в жадности, но помогать не торопились. Детина хмурился и лапал оружие еще серьезнее. Стражники, недолюбливавшие портовых, лишь скалились в стороне, не торопясь вмешиваться. В конце концов, долго спорить с таким детиной не хотелось даже дюжим грузчикам, славящимся в порту лихостью и удалью. Буланого подцепили под брюхо крепкими талями и дружно, пыхтя и матюгаясь, подняли на доски. Тем временем Кнакера, про которого бородачу успели кое-что шепнуть, уже и след простыл. Бородач хмыкнул, обошлось без стычки, такой ненужной. Накинул недовольно ворчащим грузчикам на водку, и, поинтересовавшись таверной «У старого рыбака», развернулся в нужную сторону, забухав тяжелыми сапожищами по деревянному настилу, выводящему в город.
Проходя между первыми двумя домами, он задел локтем невысокого пожилого человека, с головой закутанного в кожаный плащ, чуть не спихнув того в кучу отбросов, сваленную возле стока. На его возмущенный вопль никак не прореагировал и спокойно отправился дальше.