— Как это — жуют?..
— Легко! — Колокатов сердито поглядел на дотошного майора. — Растение это такое, а жуют они его там, особенно мужики, перед своими стрелками… Говорят, оно страх смерти заглушает!..
— А-а-а… — Щеткин удовлетворенно кивнул. — Знаю, слышал! Растение «ката» называется, а то я вначале насчет стрелок не понял. Ты имеешь в виду перед боем?
— Ну да… Они ж дикари, разборки между племенами и все такое. Слушай, Сэр Генри, ты действительно насчет этого лучше свяжись с Володькой Поремским! И вещдоки, коли у тебя допуск, гляди на здоровье, а то у меня со временем…
И, развернувшись к сейфу, в замке которого торчал ключ, Колокатов извлек наружу картонную коробку, а в руках Щеткина неведомо откуда моментально появилась лупа. Дмитрий Сергеевич усмехнулся и с трудом сдержал зевок.
Петра Ильича явное пренебрежение бывшего однокашника никак не задело: он уже успел сосредоточиться на содержимом коробки. И даже зацепиться взглядом за не совсем обычный предмет, лежавший в ней поверх остальных вещдоков.
— Слушай, Мить, а это что?
Щеткин аккуратно вытянул наружу заинтересовавшую его вещицу: маленькую фигурку из черного камня на длинном шнуре.
— Что за жуткая рожа?
Фигурка представляла собой нечто вроде языческого божка с действительно отвратительной физиономией.
— Это? — Колокатов равнодушно взглянул на нее. — А черт его знает! Сашку в госпиталь доставляли на вертолете, уже в воздухе обнаружили данный сувенир, говорят, за его куртку зацепился.
— Вряд ли это принадлежит ему… — с сомнением покачал головой майор. — Как думаешь?
— Честно говоря, никак, кому она принадлежит, по-моему, без разницы.
Он уже вполне откровенно зевнул и потянулся к телефону. Щеткин молча пронаблюдал за тем, как тот набирает номер, слушает гудки, наконец выражение лица Дмитрия Сергеевича резко переменилось.
— Привет, зайка… — Кол окатов расплылся в сладкой улыбке. — Как насчет сегодняшнего вечера?
«Зайка» что-то ответила, судя по тому, что ее собеседник начал убеждать даму относительно своих планов, разговор обещал затянуться. Петр Ильич едва заметно покачал головой и тихо опустил странный сувенир в карман… Все его успешные расследования, как полагал он сам, строились на повышенном внимании даже к самым мелким и вроде бы незначительным деталям. От своих принципов майор не собирался отступать и сейчас, сейчас особенно. И твердо решил выяснить непосредственно у самого Турецкого, кому принадлежит фигурка: Александру Борисовичу, погибшему Денису или девушке-смертнице.
Еще раз поглядев на продолжавшего упевать свою «зайку» Колокатова и убедившись, что тот не заметил его вопиющего поступка, Щеткин аккуратно закрыл коробку и пододвинул ее под нос Дмитрию Сергеевичу.
Тот поморщился, прикрыл трубку рукой и вопросительно уставился на назойливого майора.
— Погоди, дорогая… Что еще, Петр?
— Ничего, я пошел! — сообщил тот и действительно направился прочь из кабинета, решив, что с Поремским он познакомится в следующий раз. С его точки зрения, сейчас куда важнее было добраться до Сашки Турецкого, раз уж он так кстати пришел в себя…
Петр Ильич, разумеется, не забыл о том, что возле его друга дежурит, как он успел услышать, когда переговаривающиеся между собой подчиненные Меркулова покидали его кабинет, супруга Александра Борисовича. Он знал, что зовут ее Ирина Генриховна, а вот познакомиться лично как-то не довелось… Кто-то из подчиненных, проходя мимо Щеткина по коридору, бросил фразу насчет того, что «Иринка никого к Турецкому в ближайшее время за версту не подпустит»… Что ж, как говорил когда-то герой одного детского фильма для взрослых, весьма в свое время любимого майором, «нормальные герои всегда идут в обход»!..
Он понимал, что на данный момент «обводить» придется не только Сашину жену: сам когда-то, лет семь назад, лежал в том же госпитале и даже в том же отделении, с ранением, полученным при задержании парочки головорезов…
Именно поэтому Петр Ильич, добравшись до места, и не подумал идти к проходной. А понаблюдав несколько минут, куда именно двигаются граждане с битком набитыми сумками и пакетами, пришедшие сюда, как и он, в неурочный обеденный час, двинулся следом. Народная тропа, как и ожидалось, привела Щеткина к небольшой, но вполне подходящей дыре в заборе, и спустя три минуты он уже как ни в чем не бывало шагал к нужному ему корпусу травматологического отделения. Правда, не к центральному входу, а к черному, через который вывозились и кухонные отходы…
Дождавшись, когда очередная мусорка отъедет, Петр Ильич подошел к санитару, задержавшемуся снаружи с сигареткой.
— Слушай, мужик… — В данной ситуации никакого смущения Щеткин не испытывал. — Хочешь полтинник заработать?
Санитар — крупный детина в бывшем белом, а ныне испещренном подозрительными пятнами халате — поглядел на майора с сомнением:
— Ну?.. А че надо-то?..
— Халат одолжи минут на десять?..
Детина нахмурился, докурил сигарету, отшвырнул в сторону и молча протянул пятерню. После того как пятидесятирублевка перекочевала в его лапу, он так же молча начал стягивать свой халат.
Процесс переодевания прошел без лишних слов, и вскоре майор уже бодро шагал по коридору нужного третьего этажа, пытаясь сообразить, как вычислить нужную ему палату: он знал, что из реанимации Турецкого уже перевели. В конечном счете, поняв, что ничего другого не остается, Петр Ильич начал аккуратненько заглядывать во все двери, попадавшиеся по пути… Ему повезло на четвертой из них: заглянув в небольшую щелку, он увидел картину, способную растрогать даже каменного идола. Но главное — услышал пусть и слабый, но зато знакомый голос драгоценного друга Саньки…
Конечно, это был он, Саша Турецкий, правда весь перебинтованный и опутанный какими-то проводами, а худенькую, пышноволосую блондинку, с которой тот разговаривал, майор видел пока что только со спины.
— Иришка… — Даже отсюда, из-за дверей, Щеткин почувствовал, с каким трудом дается раненому каждое слово. — Прости меня, девочка, прости, я во всем виноват…
— Тебе нельзя много разговаривать, Шурик… — отозвалась жена.
— Ерунда… Иришка, я всегда буду с тобой… Если, конечно, ты этого захочешь…
— Помолчи, Шурик, тебе нельзя…
— Но ты должна знать… Я никогда не смогу быть другим… Даже если придется лежать мешком всю оставшуюся жизнь…
— Если ты скажешь еще хоть слово!.. — Голос Ирины Генриховны слегка зазвенел.
— Скажу… Ирка, как только я поправлюсь, знаешь, что мы сделаем в первую очередь? Поедем на море… Придем на пляж и будем гальку в воду бросать… Мы же с тобой так давно не были на море…
— Шурик… — Ирина вздрогнула, ее спина сделалась прямой и натянутой, словно струна. — Ты… Значит, ты все слышал?.. То, что я говорила, когда ты… И все-все слышал?