— Да, я помню… А что насчет внешности? Ты по-прежнему настаиваешь на том, что этот тип ее меняет!

— Чушь собачья!.. — неожиданно подал голос Колокатов. — Это вам не дамский детектив, а реальное дело, ни за что не поверю, чтобы…

— И совершенно напрасно! — неожиданно резко перебил Дмитрия Яковлев, которому, так же как и Гале, да и остальным членам бригады, он не нравился. — Вполне реальное дело, — продолжил Володя, — как раз точно с такой деталью и, между прочим, тоже связанное с психушкой мы с Александром Борисовичем расследовали примерно год назад… Константин Дмитриевич, вы должны помнить, убийство…

— Я помню! — отозвался Меркулов и с некоторым недоумением посмотрел на Колокатова. — Ты, Митя, это действительно напрасно… На месте данного психиатра любой бы принял меры к тому, чтобы не засветиться. Не понимаю, с чего ты так завелся? Ребята с тобой работают опытные, так что тебе стоит прислушаться к их мнению. Продолжай, Володя.

— Я не завелся, — вставил Кол окатов. — Просто ощущение, что у нас не расследование, а театр какой-то…

— Любое продуманное заранее преступление, — сухо произнес Яковлев, — в некотором отношении и есть театр.

— Что ты имеешь в виду? — неприязненно покосился на него Дмитрий.

— Только то, что продумывается оно тщательно, как сценарий пьесы, а затем «ставится»… Но поправки вносит не режиссер, а жизнь…

— Затейливо мыслишь, — ухмыльнулся Кол окатов, но, перехватив возмущенный взгляд Романовой и хмурый Меркулова, быстро погасил ухмылку и нехотя кивнул: — Черт его знает… Может, и правда.

Перепалка на этом завершилась, решено было вызвать Валентина Евгеньевича Селюкина в Генпрокуратуру повесткой на завтра. Доставить ее адресату взялся сам Яковлев.

С точки зрения Владимира Владимировича, Селюкин был очень важным свидетелем, и передоверять все, что с ним связано, курьеру не стоило.

«Не мог же он, — размышлял Яковлев, покидая кабинет Меркулова, — рекомендовать на такое дело человека, которого не знал?.. А если мог и сделал это не по своей воле?..»

Володя вспомнил слова Лапидо о том, что загадочный психиатр владеет гипнозом, и нахмурился.

13

Лето в столице демонстрировало москвичам воистину крутой характер: за одну ночь менялась не просто погода. Складывалось ощущение, что, заснув в одной климатической зоне, наутро ты открывал глаза, находясь в другой. За несколько часов вчерашняя адская жара исчезла бесследно, сменившись зябкой осенней сыростью, сопровождавшейся мелким и нудным дождем.

Поэтому, когда Валентин Евгеньевич Селюкин вошел в кабинет Меркулова в назначенное время, было неясно, с какой целью он вытирает лоб: то ли под дождичек успел попасть на пути от парковки ко входу в Генпрокуратуру, то ли вспотел от волнения. Впрочем, вид у него был самый что ни на есть возмущенный. Даже слишком возмущенный, для того чтобы у присутствующих не возникла мысль о наигранности.

— Не понимаю! — сообщил он, сердито переводя глаза с Меркулова на, как всегда, возившегося с аппаратурой рядом с Константином Дмитриевичем Яковлева. — Крайне удивлен этим… вызовом… Я, знаете ли, человек крайне занятой, при моей должности — сами понимаете!

— При нашей — тоже, — жестко прервал его Меркулов. — И поверьте, по пустякам беспокоить вас не стали бы.

Кол окатов, сидевший поодаль, почти за спиной Селюкина, откашлялся и что-то пробормотал. Валентин Евгеньевич слегка вздрогнул, оглянулся на него, потом пожал плечами и вновь уставился на Константина Дмитриевича:

— Что ж, будем надеяться, вы правы… Слушаю вас очень внимательно!

Пока Селюкину задавались формальные вопросы, связанные с именем, отчеством, годом и местом рождения и данными паспорта, он немного успокоился. Однако первый же вопрос по существу заставил чиновника, как с удовлетворением отметил Яковлев, слегка побледнеть.

— В силу своей должности, — произнес Меркулов, — вы, вероятно, догадываетесь, в связи с чем мы вас побеспокоили.

Валентин Евгеньевич снова пожал плечами и несколько фальшивым тоном возразил:

— Я же уже сказал, представления не имею.

— Речь пойдет о ЧП в нескольких подведомственных вам психоневрологических больницах: трудно поверить, что вы, работая в Минздраве, ничего не слышали о похищенных оттуда девушках!

— Вот вы о чем… — Селюкин впервые за все время опустил глаза и поерзал на стуле. Но тут же вновь поглядел на Константина Дмитриевича с подчеркнуто раздраженным видом. — Мне казалось, что это исключительно наше, внутриведомственное дело!

— И совершенно напрасно! — зло усмехнулся Меркулов. — Неужели вы не в курсе, что одна из девушек найдена спустя несколько недель после похищения мертвой, а вторая погибла, соединив контакты на поясе шахида?..

Вот на сей раз Валентин Евгеньевич действительно был искренним: в его глазах, едва не вылезших из орбит при словах Константина Дмитриевича, вспыхнул ужас, рот слегка приоткрылся, а лицо побледнело.

— Господи… — пробормотал Селюкин едва слышно и замолчал. Потом тяжело сглотнул. — Клянусь вам, первый раз слышу… не может быть…

— Как видите, может! — Меркулов не стал держать паузу, не давая чиновнику прийти в себя от испытанного потрясения. — А теперь еще одна интересная деталь: похищал девушек из всех ПНБ один и тот же человек, некто Грушев Юрий Николаевич. Психиатр, который во всех четырех случаях устраивался в больницы на работу по временному трудовому соглашению, замещая сотрудников, уходивших в отпуска. И каждый раз, Валентин Евгеньевич, на эту работу его рекомендовали лично вы… К слову сказать, незадолго до этого вы возглавляли инспекционную плановую комиссию от Минздрава! Вас все еще возмущает тот факт, что мы пригласили вас сюда, с тем чтобы задать ряд интересующих нас в этой связи вопросов?

В кабинете установилась тишина столь глубокая, что шорох дождя за окном, казалось, заполнил комнату целиком и полностью.

Селюкин, не отрываясь, с ужасом смотрел на Меркулова, потом резко дернулся и схватился за сердце.

— Простите… — пролепетал он. — Води… водички, можно?.. Лекарство… запить…

Володя Яковлев, всегда державший на такой случай графин с водой, уже протягивал ему полный стакан, правда, без малейшего сочувствия на лице.

— Вам помочь достать лекарство? — спросил он сухо, наблюдая, как суетливо шарит за пазухой Валентин Евгеньевич в поисках пилюль.

— Нет-нет, я сам… — пролепетал тот слабым голосом и извлек наконец трубочку с таблетками.

— Может быть, вызвать врача? — тоже без малейшего сочувствия в голосе спросил Константин Дмитриевич.

— Нет-нет… — вновь отказался Селюкин и, поспешно вытряхнув на ладонь маленькую таблетку, запил ее водой и вернул Володе стакан. — Сейчас пройдет…

С полминуты он сидел откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза. Следователям оставалось только гадать, действительно ли Селюкину стало плохо, или он просто взял паузу на обдумывание своих дальнейших слов. «Скорее всего, — подумал Яковлев, когда тот наконец приподнял веки и заговорил слабым, больным голосом, — чиновничку и впрямь сделалось дурно…»