Это уголовное дело свалилось на голову Александра Борисовича в буквальном смысле словно снег на голову. И не хотел, а пришлось заниматься…
Помниться, писал где-то в семидесятых годах прошлого века хорошо известный тогда молодому еще Саше Турецкому покойный нынче поэт Григорий Поженян:
И нагрянули вдруг холода
в середине зеленого лета.
Никому не понравилось это.
Но никто не ушел никуда.
Романс потом он слышал, мелодия которого была положена на эти стихи. А пела, кажется, Елена Камбурова, прекрасная певица его молодости…
Да, так оно и случилось: что называется, один к одному. И жаркое лето, и глубокое разочарование, подобное ледяному порыву ветра. Но с единственной, существенной разницей: а вот он взял и ушел, никому ничего не сказав, — на кулички ушел, на все четыре стороны, к чертям собачьим, — лишь бы не видеть испуганных глаз Ирины, которую он застал в квартире этого сукина сына, Антона Плетнева, и не лицезреть его растерянной физиономии. В которую он, при всем своем огромном желании, так и не сумел путем «вмазать» добротную оплеуху. По причине того, что сам едва держался на ногах — не столько от переполнявшего его гнева и презрения к ним обоим, сколько от количества алкоголя, выпитого в одиночестве в ожидании появления добродетельной, мать ее, супруги! Ну да, а чем же еще мог заняться вернувшийся из загранкомандировки муж, не обнаруживший дома жену, как не целенаправленным, тотальным опустошением собственного бара?
Но все это теперь уже пустое. Объяснения не требуются. А сынишка Антона, наглый, между прочим, парнишечка девяти лет отроду, и сам его папаша в последнее время как бы переселились в квартиру сердобольных Турецких. Так ведь удобно же — центр, а не их окраина! Тем более что дочь Нинка — в Кембридже, в колледже, комната ее пустует, а тут у Ирины, что, конечно, тоже понять можно, воскресли еще не до конца реализованные в жизни материнские чувства. Ладно, то, что Васька прижился, в конце концов, где-то даже естественно, — у Ирки выкидыш случился, когда узнала из телевизора, что ее Шурик, муж то есть, вместе с Денисом Грязновым погибли при взрыве бомбы террористки. Бог с ними, с материнскими чувствами, как, впрочем, и с ее нескончаемыми опытами психологической релаксации ребенка, отставшего в своем развитии по причине трехлетнего пребывания в детском доме. Правда, особого «отставания» Александр Борисович как-то не замечал, но женщине со справкой об окончании высших курсов по изучению применения методов психологии в практике расследований уголовных дел, разумеется, «виднее»! Где уж тут спорить?!
Все. На этом — точка! Дал по морде — хорошо ли, плохо, — теперь не важно. Послал всех и ушел, никому ничего не сказав. Точнее, сел в поезд и уехал к последней своей, живой еще, к счастью, родственнице — тете Вале, в Новороссийск. Тем более что из Генеральной прокуратуры уволили по состоянию «нездоровья», а в почти родной прежде «Глории» после гибели Дениса стало тошно не то что работать — дышать. Особенно когда у тебя Антон, этот начинающий, «великий сыщик», целый день перед глазами — со своими элементарными вопросами. Да пошли они все… Хотя ребята ни в чем перед Сашей не виноваты, это — факт, и они прекрасно его понимали.
Ладно, в конце концов, худо-бедно, до тетки он добрался, с приключениями, не без этого. И, что даже не странно, с ходу дело себе нашел. Действительно, и по профилю, и по душе. Словом, так сложились обстоятельства, а он не стал им препятствовать.
Как раз в день приезда город больше, чем на сутки, погрузился в полную темноту: авария с электричеством. Ну и пришлось провести ночь на садовой скамейке, в обществе странного бомжа. А тот оказался, как понял из разговора с ним Александр Борисович, определенно кем-то из бывших сотрудников органов. Во всяком случае, наверное, не зря его «коллеги» звали Полковником. И диагноз его, как понял Турецкий, оказывается, не такая уж редкость в наши дни — биографическая амнезия. То есть потеря памяти в той части, которая относилась к прошлому и настоящему данного индивидуума. Он не помнил решительно ничего из своей биографии, вплоть до собственного имени. Придумали: полковник Володя, вот он и откликался. И ведь не стар еще, лет шестьдесят, может, чуть больше, короче говоря, молодой пенсионер. Явный интеллигент — вежливый, корректный, но… удивительное дело, человек, осознающий свое общественное, так сказать, «ничтожество» и смирившийся с этим положением. Вот в этом пункте мнения Александра и Володи категорически расходились. Лягушка, провалившаяся в жбан с молоком, должна дрыгать лапками, пока под ними не окажется твердая масляная масса, а не булькать, захлебываясь. Так считал Турецкий, относя сей философский постулат и к себе самому.
Володя же принял удар судьбы и смирился с ним, как смирилась с фатальным предопределением немалая часть населения страны, образовавшая даже и не прослойку, вроде недавней еще советской интеллигенции, а, считай, целый класс людей Без Определенного Места Жительства.
Собственно, этими причинами и было продиктовано личное решение Александра во что бы то ни стало найти «пропавшую биографию», вернуть ее хорошему человеку.
К внешним неприятностям добавились и внутренние: тетя Валя, родная душа, «загудела» в больницу по своим «сердечным делам». Правда, опять же, как говорят, нет худа без добра. Где-то читал или слышал Александр, — приписывают этот афоризм, во всяком случае, Гете, — что из каждого свинства всегда можно вырезать кусочек ветчины. Так и здесь получилось. Во-первых, в больнице Турецкий познакомился с ухажером родной тетки, Сергеем Ивановичем, оказавшимся классным мужиком, бывшим водолазом. А во-вторых!.. Но это — уже особый разговор.
Заведующей кардиологическим отделением была совершенно изумительная молодая женщина, с такими глубокими омутами глаз, что Саша, верный своим принципам не оставлять без внимания подлинную красоту, чуть было не утонул в них. А спасся лишь потому, что в последний момент успел-таки ухватиться за потрясающие ножки Капитолины Сергеевны, — Капы или Лины, в зависимости от ее настроения в данную минуту.
Но главное заключалось в том, что его неожиданная спасительница, как выяснилось в первую же ночь их максимально близкого знакомства, сама была безмерно счастлива по причине открывшейся перед нею возможности оказать не только моральную, но и всестороннюю физическую помощь человеку, который был ей поразительно приятен и симпатичен, что называется, до полной потери пульса, или «отключки» сознания, или…
Впрочем, как врач, она смогла уже к утру установить себе наиболее точный диагноз. Да-да, речь, очевидно, у них шла о том самом, отчасти эфемерном, о чем обычный смертный, имея в виду себя, любимого, частенько даже и не предполагает, но чем всегда располагает Господь Бог. А в общем-то все в руках Вседержителя, поэтому он, разумеется, и является Спасителем нашим…
И еще одно обстоятельство не следует забывать при этом. Месть все-таки очень сладкая штука, если только с ней не перебарщивать, а распоряжаться разумно. Как однажды заметил один из Сашиных приятелей: я — человек не злопамятный: отомщу и забуду. То есть это надо понимать так, что иногда обиженному мужчине прямо-таки необходимо жарко излить свое чувство мести, отомстить… в свое удовольствие. Иначе как ты сумеешь проглотить нанесенную тебе обиду?.. О женщинах пока речь не идет, у них могут быть и свои варианты. Недаром же рога растут исключительно у особей мужского пола, и никто еще не видел рогатой женщины.