В кают-компании было тихо, пахло пихтовым маслом. Турецкий посмотрел по сторонам, заглянул за кожаный диванчик — не спрятался ли там какой-нибудь Манцевич? Подошел к стеклянным дверям. На верхней палубе ветер трепал незакрепленные покрытия шезлонгов и столов. В одном из шезлонгов развалилась, подставив солнцу подбородок, Николь. Голова ее была запрокинута, ноги неприлично раздвинуты, худые руки покоились на подлокотниках. На этот раз она не шокировала общественность своими истощенными телесами, облачилась в купальник. Микроскопичность купальника заслуживала отдельного разбора, но, по крайней мере, это была одежда. Под мачтой, раскрашенной в желто-черные цвета известного сотового оператора, копошился матрос Глотов. Он пропускал веревку через нижнюю поперечную балку и привязывал к ней свернутый парус. Временами косился на распростертую в шезлонге пассажирку, которая не подавала признаков жизни, и как-то неопределенно вздыхал. Могло показаться, что в этот момент он думал о ком-то другом.
Проверять, жива ли пассажирка, не было никакого желания. День клонился к вечеру, Турецкий дико устал. Практически каждый человек на яхте вызывал у него раздражение и чувство глубокой тошноты. Он опустился в кожаное кресло, дотянулся до створок бара, оказавшегося в зоне досягаемости руки, распахнул их поочередно. В баре было на что посмотреть. Отдельно — соки, отдельно алкоголь. Кьянти, ром, виски, портвейн, российская водка известного московского завода (куда уж без нее?). Целая выставка коньяков «Хеннесси» в бутылках в форме скрипки: Privilege, Paradis, Richard Hennessy. Комплексов относительно «несанкционированного» проникновения в чужой бар у Турецкого уже не осталось — он взял водку, прихватив попутно мизинцем подвернувшуюся стопку. Выудил томатный сок — запить.
— Сделайте «Кровавую Мэри», я тоже с вами выпью, — посоветовала женщина, неслышно входя в помещение со стороны камбуза.
Турецкий вздрогнул. Никогда не думал, что переизбыток женщин способен посеять такую сумятицу в душе.
— Простите, Ирина Сергеевна?
— «Кровавая Мэри», — женщина сдержанно улыбнулась. — Вы не знаете, что такое «Кровавая Мэри»? Берете водку, смешиваете с томатным соком…
— Я знаю, что такое «Кровавая Мэри», — учтиво отозвался Турецкий. — Помимо указанных ингредиентов, в коктейль добавляются жгучий перец, табаско, лимонный сок и вустерский соус. Если из цепочки выпадает хоть один ингредиент, получается банальная «отвертка». Могу также сообщить, что напиток назван в честь британской королевы Марии Тюдор, самозабвенно пускавшей кровь протестантам. А водку в коктейль можно и не добавлять, эстетика терпит. Тогда напиток будет называться «Дева Мария». Или «Кровавый стыд».
— Вот уж точно стыд, — женщина встала напротив него. Она искала взглядом, куда бы присесть. «Можно мне на колени, — подумал Турецкий. — Уже не боюсь».
— Сделайте в таком случае «отвертку», — попросила женщина и села напротив. Пришлось вставать, копаться в баре, отыскивать пару долговязых бокалов. Наконец, он рассмотрел эту, без сомнения, интересную женщину. Она была моложе своего мужа года на три, следила за собой, хорошо выглядела, но, увы, непредвзятый взгляд подтверждал удручающее правило, что время — ресурс, работающий не в женскую пользу. Женщины хрупки, слабы и быстро подвергаются старению. У нее были роскошные пепельные волосы, которые она постригала, не давая им распуститься во всю красоту, большие серые глаза, исполненные печалью (фальшива ли печаль, Турецкий пока не разобрался), худощавое лицо, хорошая фигура со всеми положенными выпуклостями и вогнутостями. Изящные музыкальные пальчики нервно постукивали по подлокотнику. «Еще бы, — как-то не в тему подумал Турецкий, — окажись на моих пальцах такое роскошное колечко с бриллиантом, они бы тоже нервничали».
Он смешал водку с соком («героический» рецепт — смешать, но не взбалтывать), себе налил поменьше, даме побольше, передал ей бокал с учтивым поклоном.
— Спасибо, — она кивнула, не спуская с него оценивающего взгляда. Помялась, отпила.
— Не хочу показаться тряпкой, Ирина Сергеевна, но это не очень опасно, что мы тут с вами сидим, выпиваем, болтаем?
— Мы еще не болтаем, — возразила дама.
— Но, надеюсь, будем.
Она приятно улыбнулась, давая понять, что чувство юмора — это не то, чего она напрочь лишена.
— Думаю, это не очень опасно. Мой муж хорошо выпил, он спит в каюте.
— Он у вас пьющий?
— Не особо. Но он же не верблюд, чтобы неделю не пить, верно? А именно это он и делал целую неделю. В рот не брал, — в ее тоне прозвучало неприкрытое пренебрежение к законному супругу — большому тузу и хозяину жизни. Она его не любит, — сделал вывод Турецкий, — и боится больше всего на свете.
С последним соображением он, кажется, не ошибся. При упоминании Голицына на женское лицо улеглась пасмурная тень. Впрочем, она пропала после того, как женщина сделала второй глоток.
— Бояться нечего, детектив… напомните ваше имя.
— Александр Борисович.
— Бояться нечего, Александр Борисович. Вы обязаны говорить с любым, кто, по вашему мнению, представляет интерес в вашем расследовании. Если не ошибаюсь, вы обязаны провести его в кратчайший срок и доложить по форме?
— Вы представляете интерес в моем расследовании?
Женщина не ответила. Ее терзал демон противоречий. Она не делала попыток соблазнить Турецкого, произвести на него впечатление своим обаянием, перетащить на свою сторону (хотя последний пункт, он был уверен, дама обязана проработать). В ней боролись противоположно направленные силы. Она не могла принять решение — и это ее злило. Она сделала третий глоток, и хорошенькая мордашка стала розоветь.
— А вы уверены, что алкоголь — это благо? — мягко поинтересовался Турецкий.
— Уверена, — отозвалась дама, — от малой дозы спиртного повышается активность мозга.
— Скажите, вы имеете отношение к факту моего появления на этой яхте? — он решился задать вопрос в лоб.
Тщательно выщипанные брови взметнулись на середину лба.
— О, боже, конечно, нет, зачем мне это надо? — удивление получилось вполне сносным. Она даже засмеялась: — Никогда не забуду, как вы впервые появились из ниоткуда. Призрак, жуткое творение из мрака кошмарных снов… простите. Откуда такой взялся? — еще подумала я. — Из магазина необычных подарков? Можете говорить все, что угодно, но вчера вы перебрали.
— И даже слишком, — не стал он возвращаться к избитой теме. — Тогда давайте не ходить вокруг да около, Ирина Сергеевна. Что вы думаете о случившемся на яхте?
Она пристроила бокал на журнальном столике, сцепила пальцы в замок.
— Я думаю, что со своим расследованием вы никуда не придете. Вы только зря потратите время. Мы все потратим время. Николая очень жаль, мы скорбим вместе с Ольгой Андреевной и Иваном Максимовичем, это тяжелый удар для нас всех… но зачем мучить всех остальных? Нужно возвращаться, известить милицию: пусть они проводят свое расследование, ведь для этого они и созданы, верно? Я не понимаю Игоря, зачем он затеял эту игру с привлечением незнакомого человека, который почему-то оказался частным сыщиком? Уж простите меня за откровенность, против вас не имею абсолютно ничего, тем более сейчас, когда ваш облик кардинально изменился по сравнению с утренним…