— Как ты себя чувствуешь? — помимо воли спросил он.
Я вскочила на ноги.
— Считаешь меня ненормальной? Раньше надо было думать. Тогда небось думал, что это ты такой необыкновенный, что к тебе женщины на дом приходят!
Он помрачнел и отвернулся.
— Да, думал, раз в жизни повезло, а оказалась не то больная, не то уколотая.
— Вот и поговорили. Я пойду. — Я кинулась к двери, чтобы он не видел моих злых слез.
Господи, зачем я притащилась тогда к нему, что я в нем нашла?!
— Подожди, я провожу, оденусь только.
— Обойдусь! — Я уже была на лестнице.
Во дворе было темно. Я кое-как доковыляла до подворотни и в следующем дворе, увидев огоньки на Зверинской, приободрилась. Сейчас дойду до метро и поеду домой к Аське, а то совершенно забросила ребенка. Я уже подбегала к подворотне, как вдруг из темного угла выскочил мужик, и потная волосатая лапа схватила меня за плечо. От неожиданности я вскрикнула, мужик радостно заржал. От него несло перегаром, и вообще он был здорово пьян, но не настолько, чтобы была нарушена координация движений. Он начал меня лапать, я молча вырывалась.
— Витек, кто там у тебя? — Из дальнего конца двора подгребали к нам еще двое.
Я уже открыла рот, чтобы заорать, не надеясь, впрочем, на успех, когда услышала спокойный голос Кирилла:
— Витек, отпусти девочку.
— Кирюха! — восхищенно завопил Витек. — Дак это твоя, что ли? А чего же она тогда одна бегает?
— Да вот, такая нетерпеливая, все ей надо скорее.
Кирилл обнял меня за плечи и привлек к себе.
— Ну, привет тогда, гуляйте. — И Витек нетвердыми шагами удалился.
Его приятели наблюдали за нами со стороны. Я прижалась к Кириллу, и мы не спеша побрели по Зверинской улице. Не то чтобы мне очень хотелось это делать, просто, похоже, у меня не было выбора. Мы молча дошли до Кронверкского, там он первый убрал руку. На станции метро я сказала ему на прощание:
— Ну и знакомые у тебя!
— Я здесь вырос, — ответил он, не вдаваясь в подробности.
— Много шляешься! — приветствовала меня Галка дома.
Насмерть разобиженная Аська уже спала в обнимку с медведем.
Пока я ужинала, Галка тоже соблазнилась выпить чая, тем более, ей хотелось узнать, где же я пропадала допоздна.
— Скажи, Галка, вот живет человек совсем один, но не старый, сорока нет, в квартире полная нищета — что бы ты подумала?
— Пьющий, — без колебаний ответила Галка.
— Да? — усомнилась я. — Вроде не похоже, сам ходит чисто, бедно только. И бутылок пустых нигде не видно.
— Тогда запойный, — спокойно ответила Галка.
— Как это?
— Ну ты, Танька, как палкой с неба сшибленная. Не знаешь, что у людей запои бывают?
— Знаю, конечно, но.., я думала, это старики какие-нибудь, опустившиеся совсем.
— И вовсе нет. Вот человек живет полгода спокойно, работает, все него хорошо, потом вдруг — раз! — запой, все продаст и пропьет, его лечат.
— Снятие запоев на дому?
— Это все фигня! — Галка с пониманием махнула рукой. — Пока организм сам не остановится, запой не пройдет. Этот твой знакомый женат когда-нибудь был?
— Вроде говорили, жена его бросила, — неуверенно вспомнила я.
— Вот видишь, все сходится! — обрадовалась Галка. — С запойным долго никто не выдерживает. У меня в детстве сосед такой был дядя Леша. Когда трезвый — чудо-человек, добрый, руки золотые, а как запьет — всем двором от него прятались. Так что не сомневайся, запойный он!
Я вспомнила про сегодняшнего пьяного Витька и с неохотой согласилась.
Я еще повозилась немного на кухне, простирнула кое-что, чтобы не ложиться спать, потому что не хотелось оставаться наедине с плохими мыслями, потом вошла в комнату и села на диван. Все вокруг было таким привычным, у Галки тихонько бормотал телевизор, Аська посапывала во сне так уютно, неужели мир дал трещину? У меня было такое ощущение, что я иду по краю пропасти и все равно не смогу удержаться и скоро упаду. Что за провал в памяти? Неужели я больна? Не может быть, я просто не могу себе этого позволить, ведь у меня Аська. Я внезапно осознала, что, несмотря на то что мы с ней живем в большом цивилизованном городе, что, несмотря на то что у меня есть муж, хоть и бывший, свекровь и родители, у нее никого нет, кроме меня, а у меня — кроме нее. Если со мной что-то случится, что будет с ребенком? Она никому не нужна, это только разговоры, как все они любят внучку. Нет уж, шутки в сторону, я не дам так просто с собой расправиться. Надо взять себя в руки и постепенно вспомнить все, как Шварценеггер в моем любимом фильме. А как я буду это вспоминать? С помощью карандаша и бумаги.
Помню, еще давно, когда мы жили с бабушкой, была в доме соседка Зоя Семеновна, которая постепенно впадала в маразм. Сначала она все забывала, все время жаловалась, что ее обокрали, потом перестала узнавать соседей, ее дочка очень с ней мучилась. «Склероз, — говорили в доме, — у всех стариков бывает». Мне было семь лет, и я спросила бабушку, почему у нее нет склероза.
«Есть, — вздохнула бабушка, — только я все записываю, не надеюсь на память».
Действительно, вся стенка платяного шкафа изнутри у нее была обклеена записками. Там была куча полезных сведений — о работе химчистки и прачечной, когда надо размораживать холодильник, когда идти на почту и так далее.
«Видишь ли, — говорила бабушка, — конечно, людям, которые не привыкли иметь дело с карандашом и бумагой, тяжело. А я смогу так просуществовать, а то, когда ничего не можешь вспомнить, чувствуешь себя беспомощной».
Вспомнив бабушкины объяснения, я достала листок бумаги и ручку.
Значит, если допустить, а мне ничего больше не остается, что все эти люди, включая Кирилла, ничего не врут и не путают, что все они в воскресенье в разное время видели меня в разных местах, то можем восстановить картину этого треклятого воскресенья.
Ушла я от Кирилла, по его словам, в восемь или чуть раньше и куда же, интересно, направилась? Я вспомнила свой сон, когда я бегу по улице и идет дождь, почему-то у меня было такое ощущение, что это было утром. Допустим, тогда, значит, утром я отправилась в какую-то квартиру, где на лестнице скульптура ангела с отбитым крылом. Хорошо, это мы пока оставим, пойдем дальше. В полдвенадцатого Лилька видела меня на переезде у Репина, меня вез туда интересный блондин, и в машине были еще двое. Можно предположить, что ехали мы в Учительский поселок в тот самый дом, что потом сгорел, раз по телевизору я узнала это место. Пожар начался через три часа, сказала Лиля, значит, около трех, да пока горело, а уже в восемь меня засекли на разборке в Удельной. И этот Братец Кролик то же самое говорил. Стало быть, я успела там быстренько разобраться, чему подтверждением служит сломанная золотая цепь, и к одиннадцати поспеть к Кириллу.