Весь прошлый вечер и почти половину ночи они вновь провели вместе. Это была еще одна «холодная ночь пылкой любви», как называла их антарктические экстазы сама Норманния, — преисполненная эротической изобретательности и рассчитанная на полное истощение сил и ласк.
Но даже после того как графиня фон Криффер ушла в свою каюту, Теодор еще какое-то время сладостно возрождал в своей сексуальной памяти ее ангельскую, непорочно тугую грудь, ее аристократически развернутые покатые плечи, ее по-германски мощные, цвета слоновой кости и под слоновую же кость точеные бедра…
И не ощущал он в эти минуты грез ни столь обычного для себя постсексуального состояния опустошенности, ни усталости, ни даже элементарной удовлетворенности. И вины «холодной нормандки» в этом не было.
Пока она оставалась рядом, Теодор фон Готт еще мог ощущать какие-то симптомы пресыщенности, но стоило ей скрыться за дверью каюты, как он готов был бросаться вслед за ней и, обуянный страстью и ревностью, от всего мира требовать: «Верните мне женщину! Верните мне мою женщину!»
— Вы хоть успели обстоятельно ознакомиться с инструкциями, содержащимися в переданном вам Консулом фюрер-пакете?
— Побойтесь Бога, графиня! — проговорил фрегаттен-капитан, наблюдая, как, подбадриваемые горластым штабсобербоцманом, матросы осматривают и облачают в специальный чехол паровую катапульту. — Мы ведь вместе читали их.
— Если уж по-настоящему бояться Бога, то следует покаянно признать, что читать пыталась я, да-да, только я. Ваши же помыслы, господин Полярный Барон, были заняты чем угодно, вплоть до каких-то там портово-бордельных воспоминаний и моих невинно соблазненных бедер. Но только не мудрыми наставлениями Посланника Шамбалы и суровыми приказами фюрера.
Несколько мгновений они всматривались в глаза друг другу, как шаловливые влюбленные, и если и не предались пылким объятиям, то только потому, что помнили суровый приказ командира корабля, на борту которого оказалось пять женщин: «Никаких любовных интриг в каютах и никаких любезничаний на палубах и в пассажирском салоне! Под угрозой повешения на рее!»
Идти с ним в каюту Норманния отказалась, и, уединившись, фон Готт вновь извлек из сейфа пакет. Судя по паспортам, он должен был сойти на латиноамериканский континент под именем германца испанского происхождения, специалиста по наскальной живописи доктора Севилио Кодара, а Норманния явится перуанцам в образе гляциолога и фотожурналистки, закоренелой саксонки Герты Менц.
Норманния действительно давно увлекалась фотографией, а в разведшколе это ее увлечение было возведено в ранг профессиональной обязанности. Притом, что она и в самом деле пыталась подвизаться на ниве журналистики и даже опубликовала добрых два десятка снимков в различных германских изданиях. Но самое любопытное, что появились они под кем-то подсказанным ей псевдонимом Герта Менц. А это уже помогало Норманнии легализоваться, найти оправдание тому, почему она пересекла границу под чужим именем.
Пилот гидроплана получил задание высадить их на плато у горы Борг, венчавшей антарктический горный массив Крауль, откуда атланты, и тоже на самолете, только уже своем, должны были перебросить диверсантов в Уругвай, в район мыса Пунта-дель-Эсте, на секретную базу рейха. Чтобы затем, легализовавшись, они на вполне законных основаниях могли прибыть из Монтевидео в столицу Перу.».
А задание их заключалось в том, чтобы, не привлекая излишнего внимания, проникнуть в окрестностях городка Анданачи на горную виллу некоего доктора Микейроса, собирателя таинственных каменных плит, на которых неизвестная, находившаяся на грани гибели, цивилизация закодировала свои знания. Все пиктограммы должны быть старательнейшим образом сфотографированы, как обычным, так сказать, легальным, так и тайным мини-шпионским, фотоаппаратами.
Но это лишь часть задания. Плиты оказались разбросанными по труднодоступным вершинам и ущельям Анд; по горным плато и долинам Восточных, Центральных и Западных Кордильер. Знания, которые там закодированы, могли представлять большой интерес и для германских ученых, и для ученых Страны атлантов.
Но самое важное заключалось в том, чтобы не подпустить к этой каменной энциклопедии погибшей расы адептов тайного ордена «Стражи Земли», уже получивших задание уничтожить плиты, дабы зашифрованные в пиктограммах знания не были использованы Нынешними нациями и расами во вред планете. [66]
Идеальным решением этой проблемы, советовал фрегаттен-капитану Посланник Шамбалы, стало бы приобретение госпожой Гертой Менц этой горной виллы, вместе, собранными на ней плитами, в частное владение. С последующей передачей всех каменных посланий одному из музеев мира или консорциуму ученых, которые пожелают заняться их расшифровкой.
Барон фон Готт не сомневался, что в конечном итоге все эти плиты, которых, по предположениям, может насчитываться несколько тысяч, окажутся в хранилищах Страны атлантов. В которых уже, наверное, оказались чертежи и описания многих других земных открытий, образцы гражданской и военной техники, древние, давно «исчезнувшие» библиотеки и скупленные «коллекционерами, пожелавшими остаться неизвестными» произведения искусства.
Жаль, что фон Риттер оказался слишком скупым на подробности своего пребывания во Внутреннем Мире. Барон фон Готт ощущал, что ему явно не хватает знаний о том, что представляет собой этот мир, как он возник и какова его истинная идеология.
Но еще большего сожаления заслуживал тот факт, что самому ему, барону фон Готту, побывать в этом антарктическом эдеме не посчастливилось. И кто знает, не придет ли фюреру, Гиммлеру или Герингу в голову забросить его для разведывательной работы в эти подземелья. Вот где настоящий кладезь тайн всех погибших и ныне сущих земных цивилизаций!
Однако разбираться во всем этом в его компетенцию не входило. Он, фрегаттен-капитан и гауптштурмфюрер СС Теодор Готт, получил личное задание фюрера и обязан выполнить его.
…Разбудил его суровый и в то же время слегка ироничный голос Норманнии:
— Это в таком виде вы встречаете женщину, барон фон Готт? Да к тому же умудрились уснуть, не взяв дверь каюты на защелку. Нет, капитан, как начальник службы безопасности вы меня окончательно разочаровали. И потом, хотела бы я знать, чем вы занимаетесь по ночам.
Приподняв голову, фрегаттен-капитан сонно осмотрелся и обнаружил, что уснул на застланной постели, в верхней одежде, оставив потный след от своей головы на конверте пакета.
— А действительно, чем я занимаюсь в этой каюте по ночам? — покачал он головой, стараясь развеять остатки сна. — Что вы молчите, графиня?