Гитлер умолк, но никто не знал, завершена ли его речь, поэтому почти с минуту все ждали, пока фюрер выйдет из очередного забытья, оторвет от груди подбородок и обратит свой взор на кого-то из присутствующих.
«Жаль, что фюрер не решился пригласить гостя рейха на встречу со всем этим СС-генералитетом, — подумалось Скорцени, — интересно, какое впечатление это произвело бы на него. — Но тотчас же ответил себе: «Удручающее». Поэтому все на своих местах: точно так же, как между Высшими Неизвестными восстает Посланник Шамбалы, так и между Посланником и СС-генералитетом должен восставать фюрер».
— Гиммлер.
— Я, мой фюрер.
— Вам лично было поручено заниматься всеми вопросами, связанными с созданием первого поколения этого оружия возмездия — ракеты Фау-2". [99]
— Я сам попросил вас об этом, мой фюрер.
— Завтра же поезжайте в Пенемюнде, [100] а затем в Нордхаузен и очень внимательно изучите все, что касается создания не только ракет Фау, но и более грозного оружия. Пришла пора оживить эту работу и подумать об ускоренном создании нового типа… — впрочем, вы знаете, какой вид оружия я имею в виду.
— Знаю, мой фюрер.
Скорцени прекрасно понимал: даже если бы Гитлер решился указать, что речь идет о проекте «Хаунебу», [101] вряд ли кто-либо из присутствующих, кроме Гиммлера, догадался бы, что им предусмотрено создание летающих дисков. Не говоря уже о том, что и само название «летающий диск» дало бы только самое общее и наивное представление об этом оружии. Но фюрер был прав: круг лиц, осведомленных о таких проектах, должен быть предельно узок.
— И последнее… Мой личный агент штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени возглавит экспедицию в Тибет, где ему, возможно, удастся получить сведения о судьбе чаши Грааля, проникнуться тайнами легендарной Шамбалы. Членов экспедиции Скорцени может определить сам. Срок на подготовку — неделя. Перед вашим вылетом на Восток я обязательно встречусь с вами, штурмбаннфюрер. Вы получите самые конкретные инструкции как полномочный представитель рейха при переговорах с любым представителем Внутреннего Мира.
Услышав это, Скорцени обронил: «Яволь, мой фюрер» и сразу же внимательно осмотрел присутствующих, чтобы убедиться, что ни один из них не обратил внимания на оговорку Гитлера. Речь якобы шла об экспедиции в Шамбалу, но, забывшись, фюрер употребил название «Внутренний Мир», под которым, конечно же, предполагалась антарктическая Страна атлантов.
Февраль 1939 года. Перу.
Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.
Из своей комнатки Кодар вышел только к завтраку. Он был небрит и, как показалось Микейросу, выглядел основательно уставшим и даже заметно осунувшимся.
— Как вам спалось, доктор Микейрос? — присвоил себе гость фразу, которую, согласно законам гостеприимства, надлежало произнести хозяину.
— Чудесно, сеньор Кодар. Надеюсь, вы тоже не страдали бессонницей. Прошу к столу. Или, может, сначала душ? Знаете, он у нас здесь примитивный. Мы сами греем воду.
— Я уже искупался — в речке. Оказывается, здесь неподалеку чудесный спуск, а вода достаточно холодная, чтобы мгновенно снять усталость. Знаю, сеньора Оливейра, что вечером вы приглашали меня на чашку кофе. А потом, встревоженные молчанием, пытались открыть дверь одним из запасных ключей. Неудача привела к тому, что укладывались вы чрезвычайно обеспокоенные моим молчанием.
— Желаете каким-то образом объяснить его? — сдержанно поинтересовался Микейрос, подождав, пока Оливейра расставит на столе тарелки с жареной рыбой и чашечками с кофе. Он вовсе не собирался прощать бестактность его поведения.
— В отличие от человека, называющего себя доктором Оранди, я пытался скрыть только то незначительное, что не составляет для вас особенного интереса. Видите ли, в чем дело: я не люблю засиживаться в комнатах, это вредит мне. А чтобы не мешать вашей возможной беседе с господином Оранди, я покинул здание через окно. Вы ведь обратили внимание, что оно оставалось приоткрытым?
— Да? Может быть, — неуверенно пробормотал Микейрос.
— Но не заметили свешивающейся из него тонкой шелковой лестнички. Ничего удивительного: днем она кажется почти прозрачной, поэтому заметить ее трудновато.
— Но зачем вам понадобилась вся эта конспирация, сеньор Кодар?
— Мне крайне необходимо было знать, кто ждет доктора Оранди здесь неподалеку, за скалой, на тропе. Сколько их будет, марку их машины. Для этого и пришлось пробираться почти по склону ущелья, рискуя сорваться вниз. И вот что любопытно: хотя сам Оранди не явился, слежка за вами и вашим домом продолжалась весь вечер и всю ночь.
— И сколько же их? — не удержался от любопытства Микейрос.
— Трое. Всего трое. Как мы и предполагали, начиная нашу операцию.
— Значит, я не ошибся: вы все же из тайной полиции?
— Нет. Но могу сообщить, что мы с сеньорой Менц и одним нашим помощником действительно наладили контакты с вашей полицией, поскольку самим вашим полицейским с этим криминальным делом не справиться. Люди Оранди обладают огромным опытом грабежей и покушений. Он нанял их в Гонконге по специальным рекомендациям. Приемами дзюдо, джиу-джитсу, каратэ и прочими они владеют в таком совершенстве, что стесняются хвататься за нож или пистолет. Тем не менее единственное, что пока что требуется от вашей полиции — не вмешиваться, и по возможности не мешать. Конечно, при надобности она должна будет помочь нам. Но не раньше, чем ее об этом попросят.
— Вы говорите мне об этом, чтобы заверить, что не конфликтуете с властями вашей страны?
— И чтобы, при случае, вы и сеньора Оливейра могли напомнить об этом полицейском. В любом случае меня и моих людей можете не опасаться.
Доктор Микейрос никак не отреагировал на столь неубедительное успокоение, и позавтракали они молча. Хотя Кодар время от времени удивленно посматривал на хозяина «Андского Гнездовья», не понимая, почему тот прервал разговор в самом важном для себя месте. Однако Микейрос продолжал хранить молчание. И длилось оно до тех пор, пока не встали из-за стола.