— Потому что я слишком консервативен, — почти отшутился тогда Черчилль, — не зря же я принадлежу к самому консервативному крылу консервативной партии Великобритании.
И все же когда он вернулся в Лондон, премьер Болдуин, постоянно чувствовавший, что Черчилль дышит ему в затылок, не преминул ехидно заметить:
— Так что, будем срочно переименовывать консервативную партию в фашистскую? Или, может, распустим консерваторов и будем формировать из добровольцев союз фашистов?
— Пока обойдемся наличием консервативной партии, многие члены из которой дадут фору любым фашистам — итальянским или германским.
— Как прикажете, дуче Черчилль, как прикажете!
А потом ведь еще была длительная переписка с Муссолини, в массе которой обязательно отыщутся и письма, в которых он уговаривал дуче, яростно рвущегося в бой на стороне Германии, не вступать в войну.
Причем, к нынешнему стыду своему, в виде платы за нейтралитет Черчилль обещал передать Италии все восточно-африканские колонии Великобритании, включая Эфиопию, а также Северный Тунис, Корсику, Истрию, Далмацию, Ниццу и даже Мальту. Обещать — еще не значит передать. И кто знает, чем бы, в конечном итоге, кончились переговоры между правительствами Великобритании и Италии? Но кого этим сейчас убедишь? Черчилль прекрасно понимал, какой вой поднимут оппозиционная пресса и его личные враги, когда на свет Божий начнут всплывать факты из секретной переписки и секретных переговоров. Скандала в любом случае не миновать, однако нужно попытаться пройти его с наименьшими потерями.
А ведь первые симпатии к Муссолини у Черчилля, журналиста по крови и духу, зарождались как симпатии к коллеге по перу, автору популярных статей в «Пролетарио» и «Авенире дель Лавораторе» («Будущее рабочего»); к главному редактору официального органа соцпартии «Аванти!» и издателю «Новой Италии»; к создателю авантюрно-любовного романа «Клаудиа Партичелла, любовница кардинала», написанного специально для публикации с продолжением в газете «Народ». Хотя по поводу этого романа было истрачено немало критических чернил, тем не менее некоторые фрагменты, из тех глав, которые были переведены для него, Черчиллю нравились. Во всяком случае, называть Муссолини бездарным было бы грешно.
…И потом, почему он не должен был соглашаться со словами Бенито Муссолини как руководителя организации «Фашио ди комбаттименто» («Союз борьбы»), который после встречи в 1934 году с Гитлером прямо говорил: «Этот Гитлер — существо свирепое и жестокое. Он заставляет вспомнить Аттилу. Германия так и осталась со времен Тацита страной варваров. Она — извечный враг Рима»?
Однако правдой остается и то, что последнее письмо к дуче он написал 9 июня 1940 года, а на следующий день узнал, что, выступая перед огромным собранием членов своей партии и студентов с балкона римского дворца «Венеция», дуче официально объявил Великобритании войну. Такого жестокого удара ниже пояса он, естественно, не ожидал. Поэтому переживал его довольно болезненно.
Черчилль до сих пор помнит, как он порывался публично отозвать это свое письмо, обвинив Муссолини в беспринципности и коварстве. Но теперь премьер был благодарен судьбе, что тогда у него хватило ума не привлекать внимания к своей эпистолярии и не провоцировать дуче на публичный обмен обвинениями и разоблачениями. То-то публика повеселилась бы на трибунах этой гладиаторской арены!
Интересно, знает ли обо всем этом иезуит Роберт Критс? А генерал О'Коннел? И вообще, у кого накапливается сейчас «секретное досье Черчилля»?
Май 1945 года. Германия.
«Нордберг» — секретная база субмарин «Фюрер-конвоя» на побережье Северного моря.
Гросс-адмирал Дениц явно нервничал: только что ему сообщили, что у Восточно-Фризских островов появился отряд английских кораблей, в состав которого входят четыре надводных судна и как минимум две подводные лодки.
— Они что, якорь им всем в брюхо, решили, что уже могут хозяйничать в территориальных водах Германии?! — вскипел он.
— Обнаглели, это очевидно, мой гросс-адмирал, — поддержал его праведный гнев адъютант Фридрих Наубе, вошедший в кабинет теперь уже не только главнокомандующего военно-морским лотом, но главы державы, с этим донесением. И прощать им того нельзя.
Они оба помнили, что через полчаса в море следует выйти последней стае секретного соединения субмарин «Фюрер-конвоя», на которой в океан, кроме всех прочих, должны уйти, как гласил секретный приказ, «некоторые высшие руководители Германии, группа ученых и конструкторов секретного «Зондербюро-13», а также святыни СС и Третьего рейха». Это было последнее задание Гитлера, которое Деницу надлежало выполнить еще как главнокомандующему кригсмарине и, в частности, как «фюреру подводных лодок». И теперь оба они — главком и его адъютант — делали все возможное, чтобы приказ был выполнен с той же прилежностью, с какой обычно выполнялись всё остальные указания фюрера. Передайте мой приказ, Наубе: немедленно поднять в воздух две приданные флоту эскадрильи морских штурмовиков прикрытия. Штурмовой стае субмарин фрегаттен-капитана Кремса затаиться у острова Вангероге, чтобы во время выхода в море стаи призраков быть готовым принять удар англичан на себя. И сражаться им надлежит до последнего патрона, не оплакивая потерь! Чего вы ждете, капитан-лейтенант?
Еще несколько мгновений адъютант молчал, сопровождая свое красноречивое бессловесие прерывистым, с характерной для старых подводников удушливой хрипотцой, дыханием, затем произнес:
— Приказы немедленно будут отданы, мой гросс-адмирал, но кое-кто из офицеров-пилотов, да и моряков тоже, интересуется, действительно ли вы ведете переговоры с англо-американцами о прекращении войны, о нашей полной капитуляции.
— А о чем, по-вашему, я еще могу вести переговоры?! — поиграл желваками осунувшегося, бледновато-серого лица главком флота. — Может, о том, чтобы перед нами капитулировала Англия, а весь атлантический флот США завтра же сдался нам на милость победителя?! Или чтобы русские повернули свои танки сторону Урала, а бездарные румынешти снова превратились в наших союзников? Что вы молчите, адъютант?! Вещайте, я с наслаждением выслушаю вас.
— Вы правы, мой гросс-адмирал.
— Тогда почему же вы, мой доблестный, всепонимающий адъютант, не разъясняете этим любопытствующим офицерам, до какого позорного состояния Германии они довоевались?
— Иногда пытаюсь.
— И что же?
— Говорить с ними об этом бессмысленно.
— Тогда почему вы решаетесь соваться ко мне с подобными вопросами — о чем я веду переговоры с нашими врагами, якорь вам в брюхо?!
— Они хотят знать правду и хотят слышать ваш голос.
— А голоса шефов местного гестапо и службы безопасности СС им не хочется услышать?! Эти господа, доложу я вам, давно истосковались по их обветренным пиратским рожам и висельничным шеям!
Услышав эту угрозу, Наубе вздрогнул. Он помнил, с каким упрямством Дениц, вслед за своим предшественником, гросс-адмиралом Редером, отстаивал право флотских офицеров не вздрагивать при словах «СД» и «гестапо», добиваясь, чтобы гестаповский Мюллер отозвал из флота всех своих агентурных выродышей, искоренив столь погибельные для команд судов, особенно подводников, уходящих в длительное плавание, стукачество и недоверие.