Единственное, о чем Артур Ренс пока еще не догадывался, — что именно этот, переходящий в полудетский шепоток, лепет его, да к тому же приправленный заиковатостью, как раз и бесил Брауна куда больше, нежели возражения или возмущение подчиненного.
— Все равно, наверное, следует еще раз пройтись по всем узлам. Во всяком случае…
— Следует, — еще более угрожающе молвил фон Браун. В Пенемюнде всем знакома была его привычка — прерывать собеседника на полуслове. Он искренне считал, что говорить здесь имеет право только он. Все остальные обязаны слушать и выполнять.
— В таком случае мне, очевидно, следует взять отчет и взглянуть на ваши замечания?
— Берите. Только учтите, что сюда с минуты на минуту прибудет фюрер, поэтому далеко не отлучаться, вполне возможно, что вы понадобитесь.
— Фюрер?! — на какое-то время вновь прорезался голос Ренса.
— Только не вздумайте уточнять, какой фюрер, — наконец взорвался Браун. — К вашему сведению, у нас он пока что один.
— Один, хвала Господу! — почти благоговейно признал начальник ведущего отдела.
— И никто из технического персонала, кроме вас, не должен знать о его прибытии.
— Но почему? Ведь появление фюрера…
— Знаю, Ренс, лично вас оно очень вдохновляет. Однако не все одинаково реагируют на него. А я не хочу, чтобы в такой ответственный момент люди нервничали еще и в связи с присутствием вождя. Я достаточно ясно выразился?
— Достаточно.
— И вы, лично вы, Ренс, знать о прибытии фюрера тоже не должны. Пилот уже в ракете?
— Как положено, за тридцать минут до старта пилот ракеты штурмбаннфюрер Рудольф Шредер [41] занял свое место в кабине.
— Так извлеките его оттуда! Подарите ему еще шестьдесят минут жизни.
— При этом и вы, и пилот Шредер, должны помнить: права на отказ от полета у него уже нет.
— Он и не пытался отказываться.
— А я утверждаю, что у него нет такого права! — неожиданно и совершенно беспричинно сорвался Браун, что в последнее время случалось с ним все чаще.
— Так точно, господин штурмбаннфюрер.
— А не отказывался он только потому, что знал: Скорцени пристрелит его сразу же, как только этот трус вернется в отряд рейхс-камикадзе.
У Вернера были все основания опасаться за твердость характера пилота. Дело в том, что Шредер присутствовал при запуске аналогичной ракеты, нацеленной на американскую базу в Гренландии. Увы, она взорвалась уже спустя несколько секунд после старта, на незначительной высоте, вызвав страх и уныние во всей присутствовавшей группе астронавтов-смертников.
Как вскоре донес Брауну начальник службы безопасности отряда военных астронавтов, в своем дневнике, ведение которого в отряде не возбранялось, Шредер записал: то, что ему пришлось увидеть в Пенемюнде, вселило в него ужас. И хорошо, что пуск был испытательным и беспилотным, а главное, в ракете не было боевого заряда:.
Узнав об этой опрометчивой откровенности, Скорцени повел себя так, как способен был повести себя только он: отклонил кандидатуры двух пилотов, которые стояли в списке претендентов на пилотское кресло впереди штурмбаннфюрера Шредера, и приказал отправить его в поднебесье в первой же пилотируемой ракете.
«И никаких псалмопении по этому поводу! — прорычал он в трубку, завершая короткий разговор на эту тему с Ракетным Бароном. — Никаких псалмопении! Лететь будет только Шредер. И я отучу этих смертолириков от составления пенемюнденских ветхих заветов!»
Набирая в свой отряд офицеров-добровольцев, имеющих опыт службы в люфтваффе, Скорцени не скрывал от них, что это легион смертников. И что каждый их боевой вылет, как правило, будет проходить по недвусмысленно сформулированному принципу — «использование с самоуничтожением». Только так: использование с самоуничтожением!
Однако предупреждал он своих курсантов и о том, что назад пути нет. А нет его потому, что в принципе быть его уже не может.
Сначала у итальянского князя Боргезе, командовавшего во флоте Муссолини «Икс-флотилией», Скорцени перенял опыт подготовки командиров катеров-снарядов и управляемых торпед, подготовив для малых боевых соединений германского военно-морского флота под командованием вице-адмирала Хейе около сотни моряков-смертников [42] . А затем принялся готовить пилотов для управляемых тяжелых авиабомб и пилотируемых ракет, а также пилотов-камикадзе для обычных самолетов.
Фюрер, Гиммлер и Геринг идею подготовки рейх-камикадзе в принципе одобрили, и теперь его Отряд военных астронавтов насчитывал около пятисот добровольцев. Причем во время совещания у фюрера Скорцени заявил, что способен подготовить столько людей, сколько понадобится, были бы ракеты. Это за явление поразило всех, особенно начальника штаба Верховного главнокомандования фельдмаршала Кейтеля.
— Неужели действительно нашлось такое количество смертников-добровольцев?
— Можете не сомневаться, господин фельдмаршал. Их будет столько, сколько мы с вами решим направить в Отряд военных космонавтов. — И тут же, со свойственной ему грубоватой прямотой, уточнил: — Однако из этого не следует, что пилотов смертников я стану поставлять для ракет-смертников, не способных отлететь на десять километров от Пенемюнде.
Это был удар в спину. Все присутствовавшие сразу же почувствовали себя неловко. Причем первым что-то недовольно пробубнил все тот же Кейтель.
— Почему вы называете этот свой отряд Отрядом военных космонавтов? — не скрывая своего недовольства, спросил Гитлер. Барон, как никто иной, знал, насколько фюрер не любит всего, что напоминает о космосе. — Только для того, чтобы завлечь в него молодых «коршунов Геринга»? Или же существует еще какой-то, более скрытый, смысл?
Скорцени отдавал себе отчет в том, что ему выгоднее признать: «Да, ради завлечения» — однако сказал он все же правду:
— Потому что мне верится, кому-то из них все же удастся стать германским покорителем космоса.
Кейтель предупредительно прокашлялся и вновь что-то там пробубнил себе под нос. Однако с этой его привычкой — бубнить себе под нос все уже давно смирились настолько, что почти не реагировали на нее.