— Не удивлюсь, гауптштурмфюрер, узнав через какое-то время, что вы возглавили отряды украинских повстанцев, сражающихся за независимость от России.
— Вы даже не догадываетесь, какую прекрасную идею подсказываете мне, — задумчиво проговорил Штубер, опираясь руками о края замшелой бойницы. — Очевидно, я слишком много времени провел в стенах этой крепости, да в окрестных лесах, где все пропитано кровью и духом украинцев. А что касается их возможного предводителя Беркута… Стоп! — вдруг воскликнул фон Штубер. — Вы, Вартенбург, даже не догадываетесь, какую гениальную идею только что подали.
— Считаете, что его следует готовить к роли лидера украинских националистов?
— Именно к этой мысли вы меня сейчас подтолкнули. Хотя родился Беркут-Громов на Дальнем Востоке, однако происходит из древнего украинского казачьего рода, один из основателей которого оказался на Амуре вместе с казачьим полком, направленным туда царским правительством для охраны границы. К слову, настоящая фамилия его предка была Грим, то есть, в переводе с украинского, Гром.
— Что ж, при должной идеологической подготовке, ваше предложение может показаться такому человеку заманчивым.
— Для начала попытаемся определить расположение его новой партизанской базы и установить с ним хоть какой-то контакт.
— Насколько мне известно, это не первая ваша попытка. У вас с Беркутом давнишний рыцарский роман.
— Мои убийственно-рыцарские отношения с Беркутом — особая легенда этой войны, — сурово отреагировал Штубер. — Но я просил бы вас не касаться деталей. Истинную суть этих отношений вы уловите сразу же, как только отправитесь в лес, для участия в операции против группы Беркута. Там вы многое поймете. Если только удастся уцелеть.
Бой шел в каменистой ложбине, и последние метры Беркут с двенадцатью бойцами подкрадывался к ней, петляя между огромными валунами и пытаясь при этом выяснить, где тут свои, где чужие. И хотя в принципе капитан готов был к любым неожиданностям, но все же страшно удивился, услышав немецкую речь, доносящуюся прямо из-за гребня, на скате которого он залег.
По представлениям Андрея, здесь, со стороны хутора, позиции должна была удерживать рота Коруна. Однако на гребне он со своим «дегтярем» в руках появился в тот момент, когда взвод немцев прорвался по ложбине во фланг обороняющимся и начал обходить их, отрезая путь к косе, каменоломням, оттесняя все дальше, к правой оконечности полуострова, за крайней грядой которого довольно четко вырисовывались в утренней дымке густо поросшие ивами плавни.
Капитана и его бойцов немцы заметили слишком поздно, уже взбираясь по крутому склону, и группа Беркута, залегшая густой цепью, буквально смела их оттуда автоматно-пулеметным огнем. А потом, вместе с воспрянувшими духом бойцами роты Коруна, которые так и не смогли понять, откуда взялось это неожиданное подкрепление, упорно выбивали их из расщелин и из-за камней.
После пятнадцатиминутного боя немцы были вытеснены сначала из низины, затем из той части гряды, которую успели захватить, и снова отброшены на исходные позиции — в поросшую кустарником болотистую долину, посреди которой лишь кое-где, словно ростки гор, высились каменные островки-глыбы.
— Ну, чего опять землю нюхаете?! Чего нюхаете?! — нервничал старший лейтенант Корун, лежа в естественной чашеподобной воронке, на подстеленной кем-то из бойцов шинели.
— Не нюхаем, а закрепляемся, — огрызнулся кто-то из бойцов.
— «Дозакреплялись» уже, что немцы чуть было командира вашего в плен не взяли! — недовольно пробубнил старший лейтенант. — Вояки хреновы!
— Не хули нас, командир, скажи спасибо, что и так еще держимся. Другие, вон, давно побежали. Даже с того берега — побежали.
Еще час Глодов был ранен в бедро, и это после его ранения немцы прорвались в ущелье и зажали остатки роты на небольшом, почти ровном плато, обороняться на котором очень трудно. Ситуация действительно была сложной, и если бы не подоспел Беркут со своими бойцами, старлею пришлось бы то ли стреляться, то ли сдаваться в плен. Если только немцы захотели бы возиться с ним, раненым.
— Нужно было сразу же контратаковать! Как только они ворвались на склоны, — контратаковать, — все накалял себя Корун. — А сейчас преследовать. Преследовать, старшина Бодров!
— Ага, так просто: «контратаковать-преследовать…», — мрачно возражал ему старшина, по существу, принявший на себя, как старший по званию, командование ротой. — Так контратаковали, что из роты, из ста двадцати бойцов, пятьдесят два человека осталось! Да нет, уже пятьдесят один. Из них семеро раненых, вместе с вами! Вы же видели, сколько людей гибнет во время контратак да рукопашных. Их теперь потихоньку нужно. Из-за камней, маневрируя…
— Не трави: «потихоньку»! — брезгливо как-то парировал Корун, болезненно морщась и пытаясь подняться повыше, на склон впадины, чтобы сесть. В правой руке у него все еще был пистолет и, говоря это, он все время размахивал им, словно действительно поднимал бойцов в контратаку. — Эй, кто такие?! — воинственно поинтересовался он, увидев на скате этого известнякового кратера капитана Беркута, лейтенанта Глодова и двух рядовых.
— Так это ж они нас и спасли, — успел подсказать Бодров.
— Меня никто не спасал, старшина! Можно подумать, что рота уже погибла!
— Капитан Беркут, — спокойно назвал себя Андрей, спускаясь по склону чуть ниже, чтобы не маячить на простреливаемой равнине. — Представитель штаба дивизии. Получил приказ генерала Мезенцева возглавить все оказавшиеся здесь, на плато, группы и удерживать плацдарм до наступления основных сил дивизии.
— Интересно, какие такие группы ты можешь возглавить здесь, капитан?
— Понимаю, что вы ранены, товарищ старший лейтенант. Тем не менее просил бы сменить тон.
— Что?! — осекся Корун, удивленно взглянув на Бодрова. Но старшина молча передернул борцовскими плечами и посмотрел куда-то ввысь, на низкое, насупившееся небо, не предвещавшее в эти ранние часы ни солнца, ни тепла, ни тихой погоды. — О чем это он?
— Не горячитесь, старший лейтенант, — попробовал успокоить его Глодов, однако ротный уже закусил удела:
— Кажется, здесь еще один Багратион объявился, — все еще продолжал Корун обращаться к своему старшине. — Когда надо было захватывать этот плацдарм, что-то его здесь не видно было, а теперь вдруг решил погеройствовать.
— Итак, в роте у вас пятьдесят один боец? — словно бы и не расслышал его слов капитан.
— Там, у болота, залегло семеро чужаков-пехотинцев, — вставил старшина, все еще не отводя глаз от серой ширмы небес. — Хорошие хлопцы, только чуток перепуганы. И ефрейтор, что командует ими, вроде как контужен. Хомутовым его кличут. Нервный какой-то.
— Божественно, значит вас пятьдесят восемь, — оживился Беркут. — Это уже гарнизон. Лейтенант, — обратился к Глодову, — тех семерых возьмете под свое командование. Таким образом, сформируем отдельный взвод. Вы своих людей, старший лейтенант, тоже разделите пока на два равных по численности взвода. Чтобы удобнее было командовать.