За годы скитаний по вражеским тылам он не только основательно отвык от своей настоящей фамилии, но и смирился с этим, решив, что, судя по всему, так и придется погибнуть Беркутом. А еще он привык к тому, что в своих партизанских краях ему достаточно было назваться «Беркутом», чтобы любому сразу же становилось ясно, кто перед ним.
— Да хоть бы и генерал. Главное, шо свой, руль-баранка тебе в руки.
— Подбери, боец, подвези. Вырви нас отсюда.
— Как же вы здесь оказались, товарищ капитан?
— Война забросила.
— Самый правильный, солдатский ответ, — согласился шофер. — А потому садись в кабину, капитан, да побыстрей; на передовой хлопцы ждут меня, как божью благодать, — басил водитель, с сержантскими лычками на погонах, настороженно осматривая при этом невесть откуда появившегося здесь офицера.
— Я не один, со мной боец.
— И бойца сади, только быстрее, — нервно подогнал его сержант. — Двоих вас мой «ишачок» как-нибудь дотянет. Только быстрее, пока фрицовские артиллеристы по нему не пристрелялись!
— Впрочем, стоп, — вдруг опомнился Беркут, — оставить посадку. Ефрейтор, бегом к самолету!
— Так у вас здесь еще и самолет?! — изумился водитель «ишачка». — Э, нет, самолет тянуть не буду, сам еле барахтаюсь! С колеи сойду, тут нам и погибель, руль-баранка тебе в руки.
— Никого тянуть не придется, оттуда ты самолет не вытянешь, — попытался угомонил его Беркут. — Но подождать немного придется. А ты, ефрейтор, бегом! Скажи, что они на своей земле и что скоро прибуду с подмогой.
— Ты что?! Назад меня гонишь?! По этому пеклу?! Да сам я и дороги туда не найду! — возмутился Арзамасцев, хватаясь руками за борт и взбираясь на колесо.
— Выполняйте приказ, ефрейтор! — взъярился капитан. И будь перед ним не Кирилл Арзамасцев, с которым он когда-то бежал из плена и с которым прошел вражескими тылами чуть ли не всю Польшу, он бы, конечно, заставил его это приказ выполнить. Но тут случай особый… Да и ефрейтор успел перемахнуть через борт и усесться, буквально забиться в закуток между ящиками и углом кузова.
— Раз мы уже на своей земле, то куда они денутся?! — кричал он, поражаясь бессердечности капитана, которого давно считал своим другом. И не понимая, как тот может гнать его обратно в эту страшную ночь, через десятки трупов своих и врагов. — Все равно им ждать! Что тебя одного, что нас обоих!
— Но когда ты вернешься, они будут знать, что я отправился за помощью и что свои совсем рядом! — попытался Беркут как можно спокойнее объяснить ситуацию Арзамасцеву, рассчитывая, что тот поймет важность своей миссии. — К тому же ты усилишь охрану самолета.
— Да нахрена ее теперь усилять, капитан?! Немцы то драпанули, они теперь черт знает где!
Беркут все же хотел согнать ефрейтора с кузова и заставить выполнить приказ, однако спор их неожиданно решил приумолкнувший было водитель.
— Разбирайтесь тут, руль-баранку вам в руки, без меня! — буквально прорычал он. — А меня хлопцы на передовой ждут. — И, решительно хлопнув дверцей, нажал на стартер.
«Уедет! — испугался Беркут. Эта бог знает откуда взявшаяся и какими ангелами-спасителями посланная ему машина была теперь единственным звеном, связывающим его со своими, с той Большой землей, к которой он так стремился в последние дни и к которой так молитвенно хотел добраться, во что бы то ни стало добраться. — Возьмет и уедет!».
— Черт с тобой, сиди! — крикнул он Арзамасцеву, но уже оказавшись у передка машины, чтобы не позволить водителю тронуться с места. — Однако я найду способ напомнить тебе, что приказ следует выполнять, понял?! Любой приказ — беспрекословно выполнять!
— Да ладно тебе, капитан, «беспрекословно»! — огрызнулся Арзамасцев, не пощадив при этом офицера на глазах у незнакомого сержанта, и этим еще больше огорчил и озадачил Беркута. Настолько, что он готов был вернуться к кузову и погнать наглеца в поле под дулом пистолета. — Приказы потом будем выполнять, если только выживем! И все как один — «беспрекословно»!
Сержант вновь решительно приоткрыл дверцу, но так ничего и не сказал. Понял, очевидно, что нервы у капитана и так напряжены до предела.
— Что ж ты один, такой ночью, да еще и под носом у фашистов? — удивленно спросил его Беркут, оббежав кабину и усевшись рядом с водителем. Об Арзамасцева на время было забыто.
— Ага, один — и посреди фронта, — иронично добавил водитель. Ему уже было под пятьдесят, во всяком случае, усы его показались Андрею седоватыми. А говорил он с характерным украинским акцентом. Собственно, говорил он по-украински, только большинство слов произносил на русский манер, очевидно, считая, что этого вполне достаточно, чтобы любой русский понял его.
— И все же, почему без сопровождающего, без охраны?
— Это ж не меня спрашивать надо, — благодушно заметил водитель, — а командиров моих. Но коль уж меня спрашиваете, то скажу так: главное, что сам себе хозяин.
— Как же ты решился остановиться, святая твоя душа?
— Были бы вы немцами — уже шарахнули бы по кабинке и руль-баранка мне, крещенному. А не остановлюсь — свои же шарахнуть могут. От избытка, так сказать, чувств, как говорит наш взводный, но по скатам. А со скатами теперь… Дешевле собственную голову под пули подставить. Вам бы в тыл, наверно, нужно, товарищи «самолетчики».
— Да теперь уже — куда угодно.
— Я что-то про самолет слышал — значит, в тыл.
— А вы куда?
— Сказано ж было, товарищ капитан, что к фронту. Мои хлопцы, считай, уже даже за передовой, на том берегу, в тылу у немцев, руль-баранка им в руки. Как ворвались на плацдарм — хуторок там небольшой возле каменоломен, на каменистой косе, длинной и кривой, что тебе турецкий ятаган, — так и остались.
— Вклинились, значит, в оборону противника?
— Вклиниться-то они вклинились, а что дальше? Надо бы туда еще войска подбросить, но уже откуда-то из второго эшелона, из резервов, потому что нашим, считай, идти уже некому. Какими-то силами надо и на этом берегу оборону держать, а больше половины хлопцев полегло. Кто на берегу упал, тому еще повезло: хоть похоронили. А половина батальона, считай, в реке осталась. Правда, за плацдармом этим тоже наши, из второго эшелона перебросили, но силенок, видно, маловато, потому и наших пока ни вперед не гонят, ни назад не отводят, второй линией держат.
— Но связь-то, связь с этим берегом, со штабом полка, дивизии… у плацдармников ваших есть?
— Связь должна быть. Полковые пауки-связисты к самому берегу провод тянули, по долине маскировали, в землю вкапывали, а по дну — на грузилах. Плацдарм там: каждому второму героя давай — и то скажут, что пожадничал.
— Мрачную картинку рисуешь, сержант.
— Что уж я сейчас вам рисую, это одно. А вот что там, на плацдарме, происходит — это видеть надо. Правда, тут тоже только утром начнут разбираться, да линию фронта хоть какую-никакую выстраивать. Двое суток непрерывные бои шли, палили из всего, что способно стрелять. А немец сюда еще и авиации нагнал, словно под Сталинград.