Они прошли еще метров сто и, углубившись в небольшую ивовую рощицу, сделали привал, прислушались. Теперь немцы уже были далеко и, судя по всему, преследовать их не собирались.
— Ночью переправим вас по плавням в степь, — объяснил Андрей учительнице, понимая всю неопределенность ее судьбы. — Попытайтесь вернуться в село.
— Насколько я поняла, у вас даже санитарок нет. И вообще вы окруженцы.
— Санитарок нет.
— Так на кого прикажете майора оставить? На вас, что ли?
— Вы ведь отказывались… — попытался было напомнить ей Беркут, однако учительница прервала его:
— Потому что думала, что майора поместят в санчасть и им займется хирург. Но поскольку этого не предвидится, придется по-прежнему заниматься судьбой этого человека.
— Боевая женщина, — вполголоса молвил кто-то из солдат.
И Беркут пожалел, что это сказал не он: действительно боевая. Или, может, святая?
— Как же вы тутычки, на болоте, оказались? — спросил тот же боец. — Зачем подались сюда?
— Майор настоял. Говорил: «Помогите дойти до реки. Сооружу какой-нибудь плотик, попытаюсь доплыть. Или дождусь, пока подмерзнет и переползу».
— Долговато ждать пришлось бы.
— Несколько соседок знало, что у меня скрывается офицер, — объяснила учительница, когда группа вновь тронулась в путь. — Одна из них предупредила: могут выдать. А тут, как назло, немцы снова бросились выискивать окруженцев. Ко мне тоже заглянули. Но… я ведь учительница немецкого.
— Даже так? — удивился комендант. — Это уже божественно. — Однако о своем знании языка умолчал.
— … Поэтому я поговорила с офицером. Вроде бы поверил, расшаркался. Решил, что я немка. — Она вдруг споткнулась о кочку, упала, и так, лежа на заледенелой луже, потянулась вслед за рукавом, боясь хоть на мгновение оторваться от него.
Беркут успел подбежать, подхватил, поставил на ноги. И еще раз убедился, какая она хрупко-невесомая. Даже в своем коротком полушубке.
— Они считали, что я «своя», то есть немка. Но сама я так ненавидела их, что готова была перестрелять. Всех. У меня, когда я с ними говорила, пистолет был в кармане. Верите, всех постреляла бы, если бы не майор.
— Из пистолета — да, конечно, перестреляли бы, — поддержал ее Беркут, явно иронизируя. — Мне просто жаль их всех.
— Издеваетесь, — полушутя обиделась учительница, скопировав обиженный голосок какой-то из своих учениц.
— Наоборот, восхищаюсь.
* * *
Они уже поднимались на плато, когда немцы вдруг обнаружили группу Мальчевского, и там, в плавнях, вновь завязалась перестрелка. Кто-то из бойцов, сидящих в засаде на плато, попытался помочь своим, выбросив в темноту несколько пулеметных порций, но его тотчас же остудил Беркут:
— Отставить! Беречь патроны! Разве что попрут сюда, на штольни!
Как только они занесли майора в дом Брылы, Клавдия, так звали учительницу, сразу же почувствовала себя хозяйкой положения:
— Лишним немедленно выйти. Кто обитает в этой берлоге? Быстро вскипятите воды. Капитан, организуйте бинты, вату.
Она сняла полушубок. Беркут приятно удивился: перед ним предстала довольно красивая женщина с прекрасной, почти идеально сложенной фигурой, которую выразительно подчеркивал строгий черный костюм, наподобие тех, в коих обычно появлялись перед классом учителя еще той, старой учительской гвардии.
«Господи, она собиралась в плавни так, словно шла на выпускной бал! — изумился Беркут, не в силах оторвать взгляда от завораживающей фигуры Клавдии.
Глодов почувствовал это, и, как только капитан спросил: «Где Арзамасцев? Он у нас единственный хоть кое-что смыслит в медицине», — тотчас же ускользнул из комнаты. А старик Брыла молча принялся подкладывать в печь, чтобы поскорее подогреть стоявший на ней котелок с кипяченой водой.
Тем временем Клавдия и Андрей начали оголять спину раненого. Близость женщины, степной аромат ее волос привораживали и пьянили Беркута.
«Оч-чень подходящее время ты выбрал, — пытался охладить свою прыть капитан, — для чувств и всяких там нежностей. Лучше даже нафантазировать себе невозможно!».
На какое-то время майор пришел в себя и даже, едва выговаривая слова, попытался расспросить, что с ним, где находится, но, так и не дождавшись объяснений, вновь потерял сознание.
— Арзамасцев, за которым вы послали, он действительно что-то смыслит в медицине? — вполголоса поинтересовалась учительница, когда, оголив спину майора, они увидели два пулевых отверстия, и стало ясно, что при таких ранениях и такой потере крови без хирурга ему вряд ли выжить.
— Санитар-самоучка. Просто охотнее других берется перевязывать раненых.
— Странно, вы говорили о нем так, словно имели в виду профессора медицины.
— Извините, мадемуазель, другим «светилом медицины» не обзавелись.
— Значит, придется пойти по окрестным селам, — задумчиво проговорила Клавдия. Раненый лежал на широкой лавке, а они стояли над ним, склонив головы, почти касаясь лбами друг друга. — Где-то же должна быть хотя бы медсестра.
— Мы блокированы вражескими постами, поэтому поход по селам, мадемуазель, отменяется.
— Не дерзите, — произнесла она голосом суровой учительницы, пытающейся образумить расшалившегося ученика. — Когда вы уходите на ту сторону реки?
— Нескоро.
— Что значит «нескоро»? Как это понимать?
— Это следует понимать так, что на тот берег реки мы пойдем не скоро, — задело Андрея.
— А еще яснее вы не могли бы?…
— Мы не будем переправляться. Держимся здесь до подхода наших. Таков приказ.
Клавдия удивленно посмотрела на капитана. У нее было смуглое лицо, со строгими, почти римскими чертами, темные глаза и черные, смолистые, с едва заметными завитушками — на лбу и висках — волосы.
— Вы это — серьезно?
— Я ведь уже объяснил вам, что выполняю приказ особый командования.
— То есть вас оставили здесь на гибель? Вы обречены точно так же, как этот офицер?
— Мы всего лишь солдаты.
Закрыв глаза, Клавдия кивала головой, размышляя о чем-то своем.
— Что там с водой, отец? — вдруг испуганно спросила она, почувствовав, что Беркут слишком неосторожно приблизился лицом к ее лицу. Сама она в это время обеими руками зажимала раны майора его же окровавленной рубашкой.
Беркут тоже спохватился, достал из карманов два немецких перевязочных пакета…
— А куда девалась женщина, которая была здесь, когда мы вошли? С нею мы бы справились с майором значительно быстрее.
— Женщина? Здесь не было женщины. Это парнишка.
— Да? — недоверчиво переспросила Клавдия. — Странно. Значит, я слишком устала. Там, в доме, не смерти боялась… Просто представила себе, как бы вели себя солдаты, схватив меня. С офицерами еще можно о чем-то говорить, но солдафоны…