Машина остановилась возле небольшого двухэтажного особняка. Унтер-фельдфебель выскочил из нее первым и осмотрел небольшую площадь перед зданием. Заметив гауптштурмфюрера, часовой у входа отдал честь, однако слонявшиеся по площади два типа в гражданском (но с отличной унтерской выправкой) сразу же остановились и подозрительно осмотрели все вокруг.
— Теперь я понимаю, почему вы завидуете мне, — произнес Штубер, входя в кабинет Ранке, который разместился на втором этаже. — Потому что даже здесь, в центре города, не чувствуете себя в безопасности. Несмотря на то что на первом этаже находится отделение гестапо.
— Именно об этой нашей совместной безопасности я и хочу поговорить с вами, гауптштурмфюрер, — процедил подполковник, жестом приглашая его садиться. — Только что я говорил с шефом гестапо. Обстановка, сложившаяся в нашем регионе, не может не волновать. Впрочем, для начала позвольте узнать, как чувствует себя наш общий знакомый — лейтенант Беркут?
— Общий любимец.
— Что? — не понял Ранке.
— Да это я так, назвал его нашим общим любимцем.
— Еще бы! Кажется, вы даже собирались пригласить его на чашку кофе?
— Господин подполковник, я не обязан докладывать вам о подробностях задуманных нами операций, которые к тому же полностью засекречены.
— Амбиции, гауптштурмфюрер, амбиции. А ведь я и не требую подробностей. Разумеется, вы подчинены соответствующему отделу Управления службы безопасности в ставке гауляйтера и Управлению службы безопасности в Берлине. Но все мы здесь служим рейху. Да и формально ваш отряд все-таки…
— Помню, господин подполковник. Однако согласитесь: нет уверенности, что через неизвестные нам каналы моя информация не попадет в сводки, которые передаются в Москву. Что же касается Беркута, то операция развивается успешно.
— Уж не хотите ли сказать, что успели встретиться с ним?
— Именно об этом и хочу вас уведомить.
— Простите?
— Я вступил с ним в прямой контакт.
— Интересно, как это вам удалось, гауптштурмфюрер? И когда? Ведь только сегодня…
— За час до моего приезда сюда Беркут побывал в крепости.
— И вы… упустили его?! — Ранке оперся обеими руками о стол и всем своим массивным туловищем подался к Штуберу. Лицо его побагровело. Он едва сдерживался, чтобы не раскричаться.
— Разумеется, — садистски улыбнулся Штубер. — Если бы мы не торопились вешать и расстреливать всех, кто попадается нам под руки, то давно имели бы в этих краях и мощную агентуру, и массу лояльного населения.
Слушая это, Ранке смотрел на него с едва скрываемой ненавистью.
— Я знаю, что, — наконец опустился он в свое кресло, — младшие чины СС порой позволяют себе разговаривать так со старшими офицерами вермахта. Тем не менее я просил бы вас…
— Мои извинения, господин подполковник, — произнес Штубер откровенно издевательским тоном.
— Но даже если забыть о наших взаимоотношениях… — все еще задыхался подполковник, — о виселицах все же уместнее говорить этажом ниже, в гестапо. Там вас лучше поймут. Если только… поймут.
— Поверьте, там я говорю то же самое. Жаль, что они не прислушиваются к моим советам.
Вслед за этими словами наступила неловкая, тягостная пауза, из которой — Штубер понимал это — им обоим нужно было как можно скорее выбираться.
— Как же он оказался у вас? — первым нашелся Ранке.
— Самым неожиданным образом. Пришел в крепость, поднялся ко мне в башню. Кстати, по документам он — оберштурмфюрер СС Ольбрехт. Советую выяснить, существовал ли такой на самом деле. Не хочется верить, что партизаны научились так искусно изготавливать фальшивые документы.
— Это мы проверим.
— Вместе с Беркутом приходил какой-то поляк в мундире вермахта. Только унтер-офицера.
— И Беркут уже знал о вашем письме? — теперь уже ехидно улыбнулся Ранке. Он почему-то усомнился в правдивости слов этого берлинского выскочки.
— Можете себе представить.
— А Лесич?…
— Очевидно, сейчас он находится в партизанском лагере.
Ранке опять хотел сказать что-то едкое, но в это время зазвонил телефон. Поначалу Штубер не вслушивался в разговор, но резкие вопросы, которые подполковник стал задавать своему собеседнику, заставили его насторожиться.
— Так где именно вы задержали этого идиота? Сколько их было? Отвез в лес и вернулся? Это что-то новое! Арестовать! Запросите его личное дело… Да, я сам допрошу. И постарайтесь, чтобы он заговорил даже о том, о чем никогда не знал.
Положив трубку, подполковник надолго замолчал, стараясь не встречаться взглядом с гауптштурмфюрером.
— Что-то случилось? Неприятные новости? — как можно безразличнее поинтересовался Штубер.
— Наоборот, самые желанные. Только что патруль полевой жандармерии задержал на шоссе при выезде из леса вашего водителя. Тот сразу же сознался, что отвозил в лес переодетых советских парашютистов. Один из них был в форме оберштурмфюрера, другой — унтер-офицера вермахта, третий — местного полицая. Все трое побывали в крепости. Если я правильно понял, тот, что в мундире оберштурмфюрера, и есть Беркут?
— Разумеется.
— И вы любезно предоставили в их распоряжение машину?
— Они «любезно» захватили ее в Залещиках. Этой машиной двое моих солдат отвозили Лесича. Беркут и его люди убили их, а водителя принудили везти их в крепость. Шофер должен был рассказать и об этом. Возле крепости они удерживали его как заложника. К сожалению, подробности я узнал только после встречи с Беркутом.
— Еще бы!… — хмыкнул подполковник. — Там, в башне, вам было не до этого. Там вы спасали свою собственную жизнь!
— На войне это тоже иногда необходимо. Жаль, что я не знал, сколько их в машине.
— Операция в Залещиках — это все, что вам известно о действиях партизан Беркута в течение сегодняшнего дня?
— Пока все, — пожал плечами Штубер.
— А нам, уважаемый гауптштурмфюрер, известно, что прежде чем напасть на вашу машину, беркутовцы уничтожили троих полицаев, находившихся в засаде у соседей Лесича.
— Вероятно, эти полицаи напились до скотского состояния.
— Теперь это не имеет значения. Особенно если учесть, что сегодня же партизаны успели уничтожить агента гестапо и, кстати, давнего, еще довоенного агента нашей разведки — Кравчука. Причем уничтожили на пороге его собственного дома. И произошло это, заметьте, все в тех же Залещиках.
Штубер попросил разрешения закурить. Ранке молча пододвинул к нему пачку сигарет.
— У меня не было информации об этих акциях Беркута. К тому же он совершил их до нашей встречи и вне зависимости от ее последствий. — Когда Штубер прикуривал, рука, в которой он подносил спичку, мелко дрожала. Ранке заметил это. «Ничего, я заставлю тебя дрожать по-настоящему, — смерил его презрительным взглядом. — Не сейчас, конечно, со временем, я обязательно выберу нужный момент». А вслух сказал: