Этого прятавшегося за камнем рослого рыжеволосого полицая он пытался достать уже трижды. Заметил его Громов еще во время второй атаки. Рыжий вырвался тогда вперед, приближался перебежками, смело, расчетливо, и Громов стрелял по нему, как в кошмарном сне: когда стреляешь-стреляешь, а неуязвимый враг все ближе и ближе. Теперь полицай лежит метрах в двадцати от стены, улавливая каждое неосторожное движение партизан, и, подначивая их, время от времени предлагает сдаваться. Однако к Беркуту он обращался впервые. Неужели узнал его? Неужели понял, что командир отряда здесь, среди оставшихся? Может быть, потому они так и осторожничают, что хотят вернуться с ценным трофеем. А возможно, поджидают и давнего знакомого, Штубера.
«Да, похоже, что в этот раз от судьбы не уйти, — тоскливо заныло под сердцем. — Ну что ж, война есть война».
Он выстрелил дважды, и дважды пуля, взвизгнув, отскакивала от мощного валуна, запутываясь где-то в кроне росшей неподалеку сосны.
— Успокоился?! — послышался насмешливый голос рыжего. — Или еще постреляешь?! Выходи, подобру говорят!
«А что, эта сволочь — с характером! — помотал головой Громов, отдавая винтовку Вознюку. — Придется подождать, когда попрет напропалую. Уж тогда я тебя, красавец, вниманием не обойду».
— Не стрелять! — негромко приказал он, подтягивая к себе ручной пулемет, в котором уже не осталось и половины ленты. — Беречь патроны. Гранаты еще есть?
— Есть. Одна, — ответил Колар.
— И у меня одна, — отозвался седобородый старик, единственный пробившийся к ним из тех, кого командир соседнего отряда Роднин оставил прикрывать свой лагерь. Во время первой атаки этот старик залег у края стены, на каменной тропе, и почти не высовывался. Но теперь осмелел. Громов сам видел, как он снайперски снял двух немцев, когда те отходили к зарослям ольховника.
— Береги ее, отец, — посоветовал ему Андрей. — Патроны тоже. Стреляй только наверняка.
— Еще ты меня поучи, как воевать, — проворчал в ответ седобородый. — Довоевались вон — плюнуть по-человечески не дают, не говоря уже о всякой другой надобности.
Громов ухмыльнулся, перевернулся на спину, и в ту же минуту пуля счесала выступ камня, порезав его щеку острой зернистой крошкой.
Сдерживая боль, Громов, не поворачиваясь, скосил глаза на то место, где она прошла. Два-три сантиметра от виска!
«Впрочем, какая разница, — отрешенно подумал он. — Минутой раньше, минутой позже. Видно, я действительно отвоевал свое — чего уж там…»
— Федор, — позвал Литвака. Тот не лежал под стеной, как остальные, а почему-то втиснулся в расщелину хребта по другую сторону тропинки. — Ты смог бы подняться по этой вмятине на гряду?
— Смог бы, — не задумываясь ответил тот. — Уже прикинул.
— Что же не поднялся? — перебежал к нему Громов.
— Приказа не было.
— Приказа! — удивленно хмыкнул Громов, внимательно оглядывая путь, по которому Литваку предстояло взбираться. А ведь этим змеиным лазом действительно можно вскарабкаться на перевал, пока полицаи не попытались еще раз оседлать его. Двое немцев уже сумели взобраться на него с другой стороны, но Колар скосил их автоматной очередью. Теперь шмайсер одного из них завис на кустике как раз над этим лазом.
— Так ведь решили бы, что струсил. Струсил и бросил вас. Помните, как мы встретились?
— И мысли не допускаю, что ты мог бы бросить меня в бою. А то, что произошло там, в лесу, в сорок первом… Так зачем старое ворошить?
— А все же вспомнилось, — еще глубже втиснулся между камнями Литвак. — Но мне кажется, что и на этот раз вы что-нибудь да придумаете. Вы — везучий, это все знают. Только бы не погибнуть в перестрелке… Особенно вам. Я за вас очень…
— Прекратить! «За вас, за нас…». Идет бой, думай о бое.
— И все-таки спасибо, что вы меня, полицая, тогда… по-человечески. Мало мне приходилось видеть за войну, чтобы по-человечески… Все больше на жестокости, озлобленности. Сильного понимают все. А ты сумей понять слабого. Слабого-то понять трудно. А простить еще труднее.
— Так ведь и сама война — не для слабых.
— Она — ни для кого.
Прошло около часа. Румыны и полицаи еще раз попытались атаковать партизан, но снова откатились со склона, оставив пять-шесть человек убитыми. Тем временем густой фиолетово-серый туман постепенно сливался с лилово-черными лесными сумерками, все надежнее укрывая партизан в их случайной крепости, и Беркут понимал, что медлить больше нельзя.
Первым пошел наверх Литвак. Ветер повернул дым от догорающего дерева на расщелину, заслонив ее от глаз осаждающих. Однако подняться по ней оказалось не так-то просто. Литвак дважды взбирался до самого карниза, за которым начиналась вершина, и дважды срывался, сползая по осыпи вниз.
В третий раз, приказав Вознюку и Колару прикрыть их, Беркут начал подниматься вслед за Федором. И только упершись уже у карниза в плечи Беркута, Литвак сумел наконец выбраться на вершину и залечь там.
— Что наблюдаешь? — сразу же поинтересовался Андрей.
— Небольшая площадка, убитый немец… Другой внизу, в ущелье.
— Хорошо. Сбрось автомат и патроны.
— Зачем? Поднимайтесь сюда, я помогу. Поднимайтесь, лейтенант.
— Потом, Литвак, потом. Сбрасывай автомат. Колар! — негромко позвал он. — Слышишь, Колар?
— Колар убит, — ответил Вознюк.
— Как убит?! О, черт! Ну что ж… Тогда ты, Вознюк. Наверх. Быстро!
Однако осаждавшие уже поняли, что происходит, и открыли огонь. Чтобы не оказаться под градом пуль, Беркут немедленно спустился, буквально свалился вниз.
Но как только вновь поднялся на ноги, прогремел выстрел, и подбежавший к нему Вознюк, цепляясь руками за каменную стену, начал оседать на тропу. Еще не понимая, откуда стреляли, Беркут затравленно осмотрелся и в ту же минуту услышал испуганный голос Литвака:
— Ложись!
И снова выстрел.
Только теперь Андрей заметил в трех шагах от себя, в распадке между камнями, плотную фигуру в короткой шинели.
«Рыжий! — скорее догадался, чем рассмотрел его Беркут. — Дополз-таки!»
Как оказалось, вторым выстрелом Литвак ранил полицая в руку. Тот выронил карабин, схватился за рану и все же разъяренно ринулся на Громова, пытаясь таранить его ударом головы.
Уже понимая, что к автомату ему не успеть, Андрей кулаком левой дотянулся до головы полицая, но рыжий сумел устоять и, не разгибаясь, выхватить из-за голенища нож. Лейтенант едва уклонился от удара, зато, проскальзывая под раненой рукой рыжего, успел сильно толкнуть его плечом в бок.
— Партизаны из болота ушли? — спросил он очумевшего полицая, уже навалившись на него. — Я спрашиваю: партизаны ушли?!