Сержант что-то проворчал про себя, потер пальцами заросший подбородок и вновь проворчал:

— Похоже, что и в этом ты прав, — с трудом согласился он, немного поколебавшись. — Они должны увидеть это своими глазами. Только за ребят обидно. Меня все время преследует такое ощущение, будто мы бросили их там на произвол судьбы. Бросили, а сами драпанули. Иногда мне даже не верится, что все они погибли тогда. Вдруг все еще…

— Брось! — резко оборвал его Беркут.

— Понимаю. И все же… Мы должны были остаться вместе с ними. Если уж по справедливости.

— Если по справедливости, — отрубил капитан уже на ходу, — то не мы с ними, а они с нами должны быть сейчас. Вот только не у кого потребовать этой самой справедливости.

19

Дорога была пустынной. Побаиваясь партизан, к вечеру немцы обычно старались убрать с дорог весь транспорт, а при въезде в каждое большое село выставляли у шлагбаумов усиленные посты.

От разведчиков Беркут уже знал, что один из таких постов стоит у Сауличей. И что около лагеря военнопленных очень часто появляются «бродячие» патрули, днем и ночью прочесывающие окрестности села, дабы еще на дальних подступах упредить внезапное нападение партизан. Поэтому на подъезде к посту он приказал остановить машину в низинке, но фары не выключать, наоборот, направить их на постовую будку, а сам, взяв с собой Корбача и Крамарчука, двинулся к шлагбауму.

Появление на дороге машины заинтересовало постовых, но еще больше удивило, что она почему-то остановилась.

Выйдя из будки, немцы оживленно переговаривались, решая: сообщать о появлении машины немедленно или сначала попытаться выяснить, что это за транспорт. Все равно ведь дежурный по штабу полка задаст этот вопрос. Причем им и в голову не приходило, что на этой машине могут прибыть партизаны: откуда у этих лесных бродяг машина?!

Увлекшись, они не заметили, как Беркут с двумя бойцами обошел пост по придорожной низине и, прячась, перебегая вдоль забора от дерева к дереву, приблизился к ним уже со стороны села.

— Что это значит? — резко спросил этот неизвестно откуда появившийся офицер, освещая солдат фонариком. — Почему на посту только двое? Где третий?

— Господин унтер-офицер отлучился, — оробело доложил один из них, ефрейтор, пытаясь сквозь луч фонарика рассмотреть лицо офицера и его звание. — Через несколько минут он появится здесь.

— С ним все ясно. А кто это освещает пост? Что за машина?!

— Пока неизвестно, господин обер-лейтенант, — наконец разобрался со званием ефрейтор, ступив чуть в сторону и пропуская луч мимо себя. — Ждем, когда приблизится. У них что-то с мотором.

— Так подойдите и выясните! Унтер-офицер, — обратился к Корбачу, — вместе с ефрейтором. Только будьте осторожны. Ты все понял, унтер-офицер? — многозначительно спросил он Корбача, чуть-чуть придержав за локоть.

— Так точно, господин обер-лейтенант.

— Так все же: где унтер-офицер? — резко спросил Беркут солдата, как только эти двое ушли. — Только правду, правду! В каком он из домов?

— Второй дом отсюда, господин обер-лейтенант. Но господин унтер-офицер не велел…

— Плевать. С кем он там? У женщины? Пьянствует с друзьями?

— Там ребята из патруля. Фельдфебель и двое рядовых. Он с ними.

— Это те, что должны нести службу в окрестностях села?

— Так точно.

— Божественно. Больше вы мне не нужны.

Это был условный сигнал. В следующее мгновение сильная рука Крамарчука обвилась вокруг горла солдата, и удары сразу двух ножей заставили его замолчать навсегда.

— В кювет, за кусты, — приказал Беркут, отнимая у убитого автомат, гранату и запасные магазины.

Они подождали, пока приблизится машина и, вскочив на подножки — Корбач уже сидел в кабине рядом с водителем, — подъехали к третьему дому.

Немец, выбежавший на шум мотора из дома, столкнулся лицом к лицу с офицером и отпрянул, поняв, что сейчас последует основательная взбучка. Но уж никак не мог предположить, что вместо разноса офицер коротко бросит шедшим за ним солдатам: «Арестовать его и к моей машине!» И, пока подскочившие «солдаты вермахта» усердно стаскивали с унтер-офицера автомат, вошел в дом.

— Что здесь происходит?! — отшвырнул он в сторону пытавшегося проскочить мимо него подвыпившего солдата. За столом, над которым горела подвешенная к потолку керосиновая лампа, сидели еще двое основательно подвыпивших патрульных — фельдфебель и рядовой, а между ними громадиной восседала не в меру пышная, необъятная какая-то женщина, очевидно, хозяйка дома.

Солдата, которого он отшвырнул, подхватили под руки шедшие за Беркутом люди и вытолкали из дома. На приглушенный крик его, донесшийся уже со двора, в доме никто не обратил внимания.

— Виноват, господин офицер, — пытался подняться фельдфебель, налегая кулаками на стол. Но выскочивший откуда-то из-за спины обер-лейтенанта Отшельник — он один был в красноармейской форме — захватил его за волосы, ударил лицом об стол и, словно молот, опустил ему на голову свой кулачище.

Взвизгнув, женщина подхватилась и, пытаясь выйти из-за стола, всем телом навалилась на сидящего слева от нее немца. Только этим неожиданным падением она не дала ему возможности схватить стоящий под стеной автомат.

— Что за твоим огородом? — по-русски спросил обер-лейтенант пытавшуюся забиться в угол женщину, когда все было кончено.

— Овраг.

— Одним концом выводит за село, другим подступает к кладбищу?

— Ой, да, людоньки, да! — запричитала женщина неожиданно тонким, визгливым голоском. — Разве ж я виновата, что они пришли?!

— Виновата! — резко осадил ее Беркут. — Еще как виновата! — И, когда женщина затравленно притихла, объяснил: — А потому до рассвета всех четверых должна затащить в овраг и по нему — за село. Если не сделаешь этого, немцы тебя повесят.

— Одна?! — всплеснула руками женщина. — Не управлюсь я одна, подсобили бы!

— Каждый должен знать свою меру искупления. Тем более что нам такими пустяками заниматься некогда.

* * *

Подтверждение того, что оврагом можно добраться почти до самого лагеря военнопленных, сразу же внесло изменение в план рейда. Теперь Беркут решил, что к виселице у лагеря вместе с ним подъедут Мазовецкий, в форме лейтенанта вермахта, Корбач и Крамарчук. Остальные, под командой младшего лейтенанта Колодного, с двумя ручными пулеметами, пойдут оврагом и, приблизившись к лагерю, засядут между кладбищем и лагерем. Их задача: при первом же выстреле в районе действия группы капитана открыть огонь по лагерным вышкам и по тем немцам, которые попытаются атаковать ее. Отходить они тоже должны были оврагом, потому что подобрать их машина сможет только за селом.

Внутри ограды, охватывавшей небольшую площадь вокруг виселицы, часовой чувствовал себя как в крепости. Мимо ее ворот часто проходили машины, что-то привозившие и увозившие из лагеря. Ночами из него нередко вывозили очередную партию обреченных, которых расстреливали за селом, в карьерных выработках. Поэтому появление машины партизан его тоже не насторожило.