— А… куда они, собственно, исчезли? — наконец-то голос Шелленберга стал соответствовать его чину и должности.

— Разве вы не в курсе дела? — чуть было не воскликнул доктор Штоуфе. — Вам ничего неизвестно об их судьбе?

— Зато у вас есть возможность просветить меня.

— Официально они считаются пропавшими без вести. По крайней мере так было сообщено русскому послу. На самом же деле они арестованы местными агентами абвера и гестапо. Операция была совместной.

— Канарис опять может записать очко на свой счет. Так вы что, решили признать перед Деканозовым факт их ареста?

— Он сам заявил, что оба сотрудника арестованы гестапо и сейчас их допрашивают. То есть, это уже сработала разведка русских. До тех пор, пока эти двое сотрудников не будут доставлены в Берлин, в русское посольство, Деканозов отказывается вести какие-либо переговоры о своем выезде из Берлина. Поэтому нужно срочно решать, что, какие такие акции предпринять, чтобы замять этот скандал. Учитывая, что от нашего решения зависит также судьба посла Германии в Москве графа Шуленбурга и его подчиненных.

— Ну, думаю, мы не допустим, чтобы вместо Германии графа отправили в Сибирь.

А уже через несколько минут Шелленберг говорил с начальником Данцигского отделения РСХА штурмбаннфюрером Карлом Вейзером. Оказалось, что он и сам только сегодня узнал об аресте двух русских диппредставителей, которые, несомненно, были резидентами довольно большой польско-германской шпионской группы. Эти сотрудники, выступающие под фамилиями Зверянин и Смоляков, уже перевезены в Восточную Пруссию и дают показания.

— И что, появились другие арестованные по этому делу?

— Двадцать пять человек, из числа германцев и поляков.

Услышав эту цифру, Шелленберг присвистнул от удивления.

— Надеюсь, они там не хватали всех подряд, для счета?

— Свидетельства допрошенных полностью подтверждают, что дипсотрудники русского консульства были резидентами. И что где-то рядом, в районе Данцига, работал радиопередатчик русских.

— И уже расшифрован код?

— Нет, расшифровать пока не удалось, задержать радиста — тоже.

— Но в таком случае, все остальные показания задержанных будут выглядеть неубедительно. Мало ли в чем могут признаться люди, пройдя через подвалы гестапо!

— Но есть показания самих русских шпионов.

— Прошедших через те же подвалы, — напомнил ему Шелленберг. — Существуют еще какие-либо пикантные подробности?

— В деле фигурируют высшие офицеры из данцигского штаба Управления снабжения сухопутных войск.

— Вот уж поистине неиссякаемый кладезь информации! — одобрил работу русских профессионалов Шелленберг. — Узнай от пьяного интенданта, куда и сколько пар сапог ушло или сколько тонн горючего выделено на танковую дивизию, и никакие агентурные группы разведчиков в нашем тылу русским уже не понадобятся.

— Возможно потому, что сведения получали из управления снабженцев, русским удалось передать ряд важнейших сведений о дислокации войск в Восточной Пруссии и их передислокации в прибалтийские страны, а также о перемещениях кораблей нашего балтийского флота. Кстати, готовится арест еще более двадцати человек. В том числе и из числа офицеров вермахта и крингсмарине.

— То есть вина этих двух русских дипсотрудников доказана? — уточнил Шелленберг.

— Абсолютно. Они — профессиональные разведчики, бригадефюрер. Это доказано всеми материалами, которые имеются у следователя. И в этом оба они, по крайней мере один из них точно, уже практически сознались.

— Кто из следователей работает с ними?

— Гаупштурмфюрер СС Рольке.

— Не имею чести знать. Тем не менее завтра же он должен быть у меня, со всеми материалами по делу этих двоих русских. А самих русских немедленно освободить.

Штурмбаннфюрер натужно прокашлялся и только тогда осипшим голосом произнес:

— Простите?

— Я сказал: обоих освободить.

— Но они же… русские разведчики!

— Именно поэтому — освободить, — не стал приводить никакие дополнительные доводы Шелленберг.

Штурмбаннфюрер попытался еще раз прокашляться, затягивая паузу:

— Прямо сейчас?

— Сию минуту.

— Что, взять и просто так отпустить их?

— Боже упаси! Привести в надлежащий вид, накормить, позаботиться об их костюмах и обязательно снабдить переводчиком. Из наших людей, естественно.

— Хорошо, я доложу, что таков был ваш приказ.

— Что таковым был приказ начальника Главного Управления Имперской безопасности группенфюрера СС Гейдриха. Который согласовал свое решение с рейхсфюрером СС, — уже почти рявкал Шелленберг, опасаясь, как бы эти кретины из данцигского отделения РСХА не спасовали перед гестаповцами, абверовцами и еще неизвестно кем из тех, кто пасется сейчас на шпионских лугах Восточной Пруссии.

28

Следователь по делу русских дипломатических разведчиков предстал перед Шелленбергом уже на следующий день. Худощавый, нервный, в мешковатой форме, он мало походил на тех молодцеватых офицеров СС, которые смотрели в последнее время со страниц германских газет на площадях крупных городов Украины, Белоруссии и Прибалтики. Во внешнем облике гауптштурмфюрера Рольке вообще не было ничего, что выдавало бы в нем офицера, хотя бы какой-нибудь тыловой части вермахта. Гауптштурмфюрер, очевидно, все утро добирался из Восточной Пруссии до Берлина, выглядел бледным, усталым и смертельно невыспавшимся. Но это не помешало ему, обведя взглядом огромный кабинет бригадефюрера с его столом-дотом, прийти в еще большее смятение.

— Не теряйте время, гауптштурмфюрер, — жестко произнес Шелленберг, не позволяя ему опомниться. — Вас ведь вызвали сюда для личного доклада, а не для ознакомления с апартаментами Главного управления имперской безопасности.

— Да-да, господин бригадефюрер. Я готов. У меня было очень мало времени, — трясущимися руками начал он раскрывать толстенную папку с документами. Упустил один из документов, почему-то долго не мог поднять его с пола, пальцы просто-напросто не слушались его. Когда же он, наконец, разогнулся и встретился взглядом с бригадефюрером, то вздрогнул. Ему показалось, что Шелленберг в ярости.

— Бросьте эту вашу бумажку обратно на пол, — скомандовал Шелленберг, а увидев, что гауптштурмфюрер разомкнул пальцы и выпустил листик, продолжил: — Туда же бросьте эту чертову папку.

Гауптштурмфюрер послушно положил папку перед носками нечищенных, давно запыленных сапог.

— Вот… — еле слышно произнес он, абсолютно не понимая, к чему клонит бригадефюрер.

— А теперь садитесь вон на тот стул и спокойно, вдумчиво расскажите все, что вам известно по этому делу. Упуская все ненужные детали. У вас десять минут. И у вас еще никогда не было более благодарного слушателя, нежели тот, которого вы видите сейчас перед собой.