— Что случилось? — спросила она, когда они скрылись за старыми отсыревшими сараюшками, наполнявшими старинный внутренний дворик.
Мэг спрятала руки в карманы, передохнула.
— Волков хочет убить Рублевского. Я не понимаю, зачем ему это надо, но это так. Он мне прямо об этом сказал.
Инга смотрела на нее снизу вверх.
— Просто так?! Без всяких объяснений?!
— Он говорит, что это придаст достоверности истории с террористами… Ты должна обо всем сообщить шефу. Мы обязаны спасти Рублевского, понимаешь? Волков не шутит, я уверена!
Инга кивнула.
— Хорошо. А когда он планирует осуществить… это?
Мэг сжала виски ладонями.
— Я ничего не знаю… Это может случиться и через пять минут и через неделю.
— Все будет нормально, — твердо заверила ее Инга. — Не беспокойся.
— Дай то бог! Ладно, надо идти, а то кто-нибудь может нас хватиться.
* * *
Убийство Рублевского было бессмысленно, и это давало Мэг надежду, что Структура сделает все, чтобы предотвратить его. Если бы Мэг только могла, она бы сама позвонила ему, предупредила, велела исчезнуть за пределы города… Но тем самым, она подставила бы под удар свою миссию в «Промхолдинге».
Волков больше ни разу не заикался о своем намерении ликвидировать Рублевского, но Мэг прекрасно осознавала, что это только кажется, что он о нем забыл. Он просто выжидал какого-то своего удобного случая.
Между тем чекистский особняк жил жизнью разворошенного муравейника. По отрывочным высказываниям и текстам, которые ей доводилось печатать, Мэг улавливала, что Максим Евгеньевич развернул грандиозную компанию по скупке акций «Красной Звезды». Теперь, когда Шохину было не до нее, он мог себе это позволить.
Волков не спал целыми сутками, работал, бесконечно курил, но при этом, казалось, был совершенно счастлив: у него получалось задуманное. Он делал перерывы только на то, чтобы лишний раз посмотреть новости.
Все показываемое по телевизору напоминало приготовления к небольшой войне. Мэр носился по всему городу, уверял граждан, что все под контролем, совещался, встречался, выступал, выслушивал каверзные вопросы журналистов…
— Придурок! — хохотал Волков. — Погоди, мы тебе еще подарочек приготовили!
И «подарочек» действительно взорвался в три часа ночи как раз перед крыльцом мэрии. В самом здании напрочь повышибало стекла, несколько стоявших на стоянке машин перевернуло, но никто не пострадал.
— Класс, а?! — спрашивал Волков, требуя одобрения Мэг.
Она хмуро кивала. На этот раз ее реакция лишь развеселила его.
— Глядя на вас, Маргарита, лишний раз подумаешь, что лучше вовсе не иметь совести, чем иметь ее ущербную разновидность — такую, как у вас. С одной стороны, она позволяет вам совершать абсолютно неблаговидные поступки, но с другой стороны, вас же за это и грызет. Насколько мне не изменяет память, вы сами изобрели идею с террористами. Мой вам совет: срочно избавляйтесь от своей совести! Коли вы считаете, что людей мучить нехорошо, начните с себя и перестаньте третировать свою душу. А уж если вам так надо найти виновного во всех бедах человечества, валите все на меня. Я не обижусь.
* * *
С утра Волкова не было в офисе: он разъезжал по городу вместе с какой-то важной шишкой из Москвы, и у Мэг было время хоть чуть-чуть прийти в себя. На время своего отсутствия он нагрузил ее работой сверх всякой нормы, но она была только рада. Пусть все, что угодно, только бы он не сидел здесь, рядом, за стенкой, только бы не курил свои мерзкие сигариллы и не раздражал ее своими бесконечными полувопросами-полунамеками.
Ровно в двенадцать в ее приемной раздался звонок. Это был Волков.
— Вы отобедаете со мной, Маргарита.
Именно так, не в форме вопроса, а в форме утверждения. Это моментально вывело ее из себя:
— Вы даже не спросили, хочу ли я обедать с вами!
Однако он не слушал.
— Скажите Матвееву, чтобы он доставил вас в «Бизон» через пятнадцать минут. Я заказал столик.
И все. Разговор окончен. Мэг уронила трубку на рычаг. Невыносимый тип! Абсолютно невозможный!
… После происшествия в лифте Матвеев старательно избегал Мэг. Он прекратил свои ежедневные визиты, и даже ключи от приемной и черновики теперь принимал не он сам, а его помощник — такой же угрюмый и подозрительный. Но это было и к лучшему. Хоть Мэг и не признавалась себе, она в некотором роде страшилась последствий своей выходки. От Матвеева можно было ожидать всего, чего угодно, и она подозревала, что только прямое распоряжение Волкова удерживает его от того, чтобы свернуть ей шею.
Мэг позвонила ему по внутреннему телефону, и он велел ей спускаться вниз. По всей видимости, он опять собирался играть роль шофера.
Матвеев был подчеркнуто вежлив и корректен: усадил Мэг в машину, сел сам, завел двигатель… Она отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что ей нет до него никакого дела.
Как это было ни странно, он первый нарушил молчание:
— На вашем месте я бы уволился из «Промхолдинга» как можно скорее, вдруг проговорил Матвеев. Было похоже, что он долго обдумывал свои слова и только сейчас решился обраться к Мэг.
Это был прямой повод для ссоры, и она не преминула им воспользоваться.
— Как это мило с вашей стороны давать мне столь ценные советы! — воскликнула Мэг патетически. — И когда мне надо совершить столь мудрый шаг?
— Прямо сейчас, — буркнул Матвеев, глядя на дорогу. — Я приторможу, вы выйдете из машины и больше никогда не появитесь в поле зрения Максима Евгеньевича. Я говорю для вашего же блага…
От такой наглости Мэг даже опешила.
— Что вы вообще можете знать обо мне и моем благе?!
— Поверьте мне, достаточно.
— Неужели? И что вам известно?
Матвеев притормозил у тротуара рядом с рестораном, отстегнул ремень безопасности.
— То, что вы обыкновенная неудачница, пытающаяся корчить из себя бог весть что, — сказал он без всякого выражения. — Вы звоните мужику, который вас бросил, а потом напиваетесь до полубессознательного состояния, вместо того, чтобы или выкинуть его из головы, или пристрелить к чертовой матери!
От ярости Мэг не могла произнести ни слова. Пальцы сжались в кулаки так, что побелели костяшки. Она хватала ртом воздух, мучительно соображая, откуда ему это известно. Хотя чего там соображать? Ответ лежал на поверхности: Матвеев просто прослушивал ее домашний телефон.
— Так что же вы не пристрелили свою жену, когда она вас бросила? — хрипло выкрикнула она, позабыв обо всем на свете. — Или вы вместо нее пытаетесь перестрелять весь мир? Каким по счету у вас будет Рублевский? Тридцать пятый? Или, может, сто тридцать пятый?