— Я уезжаю на фронт, Любовь Антоновна…
Она отступила на шаг и больно ударилась о перила.
— Да вы что, с ума все посходили?! Тебе же нельзя, ты…
Она не успел договорить — калитка скрипнула, и во двор влетели Нина и Клим.
— Варфоломей Иванович, ступайте, мы сейчас вас догоним.
Любочка потерянно переводила взгляд с одного лица на другое:
— Объясните, что происходит!
Клим мягко взял ее за плечо:
— Пойдем…
Они вошли в дом, потом в ее залитую вечерним солнцем комнату. Любочка поставила кофемолку на стол, где были разложены недошитые пеленки.
— Нинина трудовая книжка у тебя? — спросил Клим.
— Да.
— Она лежит в конторе столовой?
— Нет, здесь. — Любочка показала на сейф, в котором некогда хранились бумаги, оставленные Климу в наследство. — Столовые часто грабят, поэтому я на всякий случай…
— Отдай мне ее, пожалуйста! — в нетерпении воскликнула Нина.
Любочка в упор посмотрела на нее. Жалобная, ненатуральная улыбка кривила Нинины губы, по горлу то и дело проносилась судорога.
— Ты что, уволиться решила?
— Нет… То есть…
Ярость захлестнула Любочку:
— Я ничего вам не дам, если вы не объяснитесь!
— Мы хотим уехать из Нижнего Новгорода, — сказал Клим. — Поэтому Нине нужна трудовая книжка. Без нее нам не дадут пропуск в ЧК.
— Саблин тоже едет с вами?
— Да. Помоги нам!
Любочка поняла: они хотели сбежать из Совдепии. Она обхватила себя за локти. Как эти люди смеют просить ее о чем-то?! Она дала им кров, работу — все на свете, а теперь они оставляют ее одну, беременную, только что брошенную мужем.
— Вы издеваетесь, да?!
Любочка вопила, не помня себя; запустила в Клима кофемолкой — она ударилась о стену, кофе рассыпался по ковру.
— Ты обещала мне помочь с ребенком! — кинулась Любочка к Нине. — Как можно быть такой неблагодарной?! Что молчишь?!
— Я все равно не останусь.
— Останешься! Никакой тебе трудовой книжки!
— Любочка, давай по-хорошему… — начал Клим.
— А то что? Вы меня убьете, чтобы ограбить мой сейф? Давайте! Нинка пусть держит, а ты мне горло перережешь — вон ножницы прекрасно подойдут! Куда уж мне с вами, с двоими, справиться! Только ключ я вам все равно не отдам.
Клим вздохнул, подошел к сейфу и опрокинул его на ковер. Потом нажал на дно и оно сразу сдвинулось внутрь. Запустив руку в бумаги, он стал один за другим вытаскивать документы. Нина и Любочка в изумлении смотрели на него.
— Отцу подарили этот ящик в страховой конторе после того, как он отправил на каторгу двух грабителей, — сказал Клим. — Они так чисто вскрыли сейф, что поначалу никто не мог догадаться, куда из него делись двести тысяч, ведь дверь была цела, а замок закрыт. Только потом следователь догадался, что грабители вырезали стальное дно — у них был специальный американский инструмент.
Слезы текли по Любочкиным щекам.
— Почему вы меня бросаете?! Что я вам сделала?
— Ты нам сделала не ту жизнь, какую бы нам хотелось, — отрывисто сказала Нина.
Клим сунул ее трудовую книжку в карман.
— Любочка, это не твоя вина, мы знаем, что ты старалась, и мы тебе благодарны… Но нам тут плохо… Пойдем, — позвал он Нину. Помолчал, не зная, что добавить. — Спасибо за все.
— Будьте вы прокляты!
Они ушли. Любочка стояла посреди комнаты рядом с опрокинутым сейфом, с высыпавшимися из него бумагами. В теремке было тихо, как в заброшенной шахте. Постепенно до Любочки стал доходить весь ужас ее ситуации: у нее никого не осталось. Все совершилось слишком быстро — значит, они заранее спланировали побег. Пока она выбивалась из сил, чтобы обеспечить их благами, которые и не снились рядовым гражданам, они плели против нее заговор. Любочка чувствовала себя богатой старухой, за которой родственники ухаживали ровно до тех пор, пока она не подписала завещание.
А Саблин? Он-то как мог бросить ее?
Любочка решительно направилась в прихожую к телефону, сняла трубку.
— Что угодно? — произнесла телефонная барышня.
— Девять-сорок…
Любочка не успела договорить — связь вдруг оборвалась.
— Не звони, — сказал отец. В руках у него был выдернутый телефонный провод.
— Ты тоже за них?! — отшатнулась Любочка.
Антон Эмильевич покачал седой головой:
— Пусть едут: им все равно свернут шею где-нибудь по дороге. А если их арестуют, то начнется следствие, и в первую очередь чекисты явятся к нам в дом. Ты этого хочешь?
Он обнял Любочку, и она заревела ему в плечо, как маленькая.
К поезду особого назначения надо было идти по запасным путям. Через каждые сто шагов патруль: «Документы!» Нина держала Клима за руку и то и дело оглядывалась: не отстал ли хромающий Саблин? в порядке ли старая графиня? Мерзкое чувство поджатого хвоста, оголенного брюха и страстная мольба: «Господи, спаси, сохрани и помилуй нас!»
Вдруг что-нибудь сорвется? вдруг не подадут паровоз? вдруг в чекистских бумагах будет какая-нибудь ошибка?
— Не надо было Любочке все рассказывать, — шептала Нина Климу.
Он и сам тысячу раз пожалел о своей откровенности.
Чекист у подножки вагона несколько томительных минут разглядывал документы, скреб их ногтем и шевелил губами. Нина не сразу заметила, что он держал их вверх ногами: проверяльщик был неграмотным.
Забраться, не веря своему счастью, в купе, поскорее закрыть дверь… Неужели едем? Нет-нет… еще рано радоваться.
Клим положил походную лабораторию на верхнюю полку.
— Софья Карловна, я забыл спросить: должен ли джентльмен нести заплечный мешок своей дамы?
У него еще хватало сил на шуточки!
— Ну что вы такое говорите? — рассердилась графиня. — Джентльмен ничего не должен носить за дамой, кроме одной-двух книг или изящно упакованной коробки конфет. Все остальное за джентльменом носит прислуга.
— Значит, все в порядке, — с облегчением сказал Клим, помогая Нине снять заплечный мешок. — Кайзера жалко: Любочка, наверное, снимет его с довольствия — в отместку за наши прегрешения. А курочку Рябу съест.
— Ох, помолчите! — взмолился Саблин.
В девять поезд никуда не отправился. Еще два часа сидели тихо — опустошенные, помертвевшие. По крышам бегали красноармейцы, за стенкой кто-то орал на проводника.