«Мне нет дела до твоего покойного графа, о котором ты то и дело вспоминаешь. И даже председатель Продовольственного комитета меня не смущает. Просто будь рядом».

Клима восхищало в Нине сочетание тонкой женственности, силы воли и деловитости. Девочка-филигрань, кружево из металла. Он сам ничего не понимал в сельском хозяйстве, а уж тем более в шлихтовальных машинах и варочных котлах, и не переставал удивляться тому, как Нина со знанием дела разговаривает с мастерами в цехах или спорит с поставщиками о составе пропитки.

К негодованию дяди Гриши, она всюду совала нос.

— Что ты за мной подсматриваешь? — сердился он.

— Я у тебя учусь.

Ей хотелось развиваться, умнеть и расти над собой — ничего общего с ковалихинскими девицами, мечтающими о богатом женихе только для того, чтобы не работать, или с дамами, изливающими непонятые души в халтурных стихах и картинах.

Нина утверждала, что занимается заводом ради денег, но Клим сомневался в этом: она была слишком азартной и честолюбивой. Ей хотелось «доказать им всем», а в первую очередь себе, что она многого стоит. Такие беспокойные люди не способны достичь божественной нирваны: они все время будут находить себе занятие и упорно карабкаться наверх.

Как-то раз, поджидая Нину у конторы, Клим залюбовался на белок — молодых, бойких, рыжеухих: они носились друг за другом по огромной сосне; древесная труха сыпалась из-под быстрых лапок.

Нина была из этой беличьей породы: она жила, распушив хвост, прыгая очертя голову. Она рисковала чаще, падала больнее, но от нее невозможно было отвести взгляд.

Иногда они устраивали грибные набеги, шли по неведомым тропам, темным, как тоннели. Земля после ночного дождя слегка пружинила под ногами. Запахи прели, грибов, близкой реки — так надышишься, что кончик носа холодеет.

Впереди всегда Жора с Еленой, следом Нина — в фетровой шляпе и охотничьей куртке. В косе — запутавшаяся ольховая шишечка. Нагнать, схватить за плечи, развернуть к себе и поцеловать…

Нина оглядывалась на Клима:

— Я специально для вас подосиновик на обочине оставила — вы что же, не заметили его?

Какое там!.. Она смеялась:

— Тоже мне грибник!

Нина всегда набирала полную корзину, а Жора с Еленой больше дурака валяли: завидев сыроежку с обломанным краем, они вопили «Мое!», спорили из-за нее и покатывались со смеху.

Обедали, сидя на поваленных деревьях, хлебом и ледяным молоком из фляжки. Один раз видели лису. Жора погнался за ней и свалился в ручей.

— Поделом, — сказала Нина, помогая ему снять мокрый свитер. — Лис нельзя обижать.

— Эх, мне бы ружье! — стучал зубами Жора.

Нина отдала ему куртку. Она ухаживала за братом, давала ему съесть с ладони запоздалую малинку. Если она любила кого-то, то не скрывала этого.

Возвращались во временно оживший барский дом — измученные не столько ходьбой, сколько терпкостью воздуха и красотой навалившейся осени. Сидели все вместе на залитой солнцем веранде. Нина и Елена чистили грибы — у обеих черные пальцы от грибного сока; Жоре велели нанизывать боровики на тонкие прутики. Климу как гостю поручили занимать другого гостя — Григория Платоновича, который прятался у них от строгой Варвары.

— У вас осталась супруга в Аргентине? — спросил тот, раскуривая цигарку. — Или, может, невеста?

— Нет.

Григорий Платонович пустил дымное колечко:

— Что ж вы не подыскали себе девушку?

— В пять лет собирался жениться на няне, но получил отказ. С тех пор что-то не тянет делать предложения.

Клим заметил, как Нина подняла голову и внимательно посмотрела на него. Солнце просвечивало сквозь поля ее соломенной шляпы, и у Нины по щекам разгуливали крошечные сияющие веснушки. Она отвернулась, и они искрами пронеслись по ее лицу — будто ветер погнал золотую пыль.

Девушки, конечно, были — просто сейчас странно о них вспоминать. И еще невыносимо слышать, как Елена просит Жору заправить ей за ухо выбившуюся прядку — он заправлял и, никого не стесняясь, целовал свою душеньку в висок.

— Это хорошо, что вы не оставляете моих племянников, — сказал Климу Григорий Платонович. — А то народ у нас дикий: черт его знает, что ему в голову взбредет. Ехали бы вы, ребятки, в Нижний от греха подальше.

На Клима накатывала тоска, стоило ему подумать об этом. В городе все пойдет по-другому.

Острое, невыносимое чувство скоротечности… Климу позволено быть с Ниной завтра, послезавтра, может, еще немного. Она отгораживалась от него непробиваемой вежливостью и нестерпимым гостеприимством. Принимала подношения: ежика в шляпе, черные сливы, связку окуней, — но всегда отодвигалась, если Клим оказывался слишком близко: в таком подарке она не нуждалась.

2

— Пойдем пошепчемся, — позвала Елена.

Нина пошла вслед за ней к беседке, увитой пожелтевшими листьями дикого винограда. Елена смахнула со скамьи невысохшие капли дождя, но на облупившейся краске все равно остались разводы.

— Сыро… сесть не на что, ну да ладно… — Она с улыбкой повернулась к Нине. — Ты ведь специально пригласила его остаться?

— Кого?

— Ну не притворяйся, пожалуйста! — Смеющиеся глаза Елены блестели. — Мы с Жорой третий день спорим, чем у вас с Климом дело кончится.

Елена сама была влюблена, и ей везде мерещились романтические намеки. Нина попросила Клима остаться, потому что ей нужен был кто-то, кто будет сопровождать ее в поездках на завод и в деревню: дядя Гриша намекнул, что одной лучше не ходить, а из Жоры какой защитник?

Кроме того, Нине хотелось наказать Матвея Львовича. «Простите, господин Фомин, но если вы будете указывать мне, что делать, все выйдет с точностью до наоборот».

Скандал, конечно, будет дикий, если он узнает, что Клим явился в деревню и вздумал ухаживать за Ниной. Ну и пусть негодует в свое удовольствие! Хотя ей было страшновато: вдруг Фомин подговорит своих друзей в Военно-промышленном комитете, чтобы у нее отобрали подряд?

Но на такую подлость Матвей Львович, наверное, был неспособен. В любом случае, совесть Нины была чиста, и это мог подтвердить кто угодно. А если он спросит, почему она пригласила Клима погостить, то всегда можно ответить, что это была благодарность за предоставленную отсрочку.

— Что ты молчишь? — не сдавалась Елена. — Клим тебе нравится? Он столько знает! Помнишь, он рассказывал, что у них в Аргентине мясо дешевле хлеба, а из кожи делают все — от ведер до обоев? Потом у него есть деньги…

— У него ветер в голове! — рассердилась Нина. — У него полно дел в городе, а он тут прохлаждается.

— Потому что ты для него важнее!

Нина отвернулась. Виноградные листья трепетали, пахло влажной землей.