По большому счету Америка нуждается в нелегалах: иначе кто будет строить, убирать, мыть посуду и собирать клубнику под палящим солнцем? Кто будет делать это за деньги, ради которых ни один гражданин задницу от стула не оторвет?
Но для Хосе и Мигелей эти гроши – целое состояние, поэтому они вгрызаются в американскую землю, как только могут. Снимают дом и живут в нем по пять-шесть семей. Покупают раздолбанные машины за 300 долларов и ездят без прав – пока полиция не остановит. А как остановит, бросают все и убегают. Они работают на трех работах: утром стригут траву, днем моют тарелки, вечером разносят пиццу. Зато ко дню конфирмации у их дочерей будут красивые платья. Зато старенькой маме будет на что купить мазь от варикозного расширения вен.
Каждый имеет право на достойное существование, на достойно оплачиваемую работу, на свободу от нищеты и начальственного произвола. Только есть одно «но»: Америка может «переварить» лишь определенное количество иммигрантов, и если этот лимит будет превышен, то вольно или невольно США превратятся в Мексику, и тогда некуда будет ехать за американской мечтой. Арабы поглотили золотой Египет, османы – роскошную Византию, пришельцы из Европы – индейские цивилизации… Пришли, осели и растворили в себе хозяев. Примеров тому – тьма.
Барбара стояла у алтаря и плакала. Я молча держала ее за руку. Бог не смотрел на нас. У истории свои ценности – и наши жизни далеко не первые в этом списке.
[2004 г. ]
С мужем № 3 мы поссорились, да так и не помирились. Год жили порознь, потом я подала на развод.
Мелисса долго выпытывала, что именно произошло между нами, но я не говорила.
Через пару месяцев мы поехали в Лас-Вегас. Остановились в гостинице «Остров сокровищ», спустились вниз в казино.
Крупье тасовал карты.
– Вам где больше везет? В картах или на автоматах? – спросил он Мелиссу.
Та фыркнула:
– Да на автоматах никогда не выиграешь!
– Нет, это вполне реально. Все автоматы изначально запрограммированы на выигрыш и рано или поздно выдают нужную комбинацию. Надо только набраться терпения и ставить на кон не меньше четырех долларов. Поставишь доллар – выиграешь несколько тысяч. Поставишь пять – получишь миллион.
– Ага, – пробурчала я. – Только неизвестно, что быстрей приключится: твой инфаркт или джекпот.
Крупье улыбнулся в подкрученные усы.
– У нас был такой случай. Одна леди упорно ставила по четыре бакса. Сидела всю ночь, проиграла, наверное, тысяч семь, не меньше. Ей уж и есть хотелось, и в дамскую комнату сходить… А как бросишь игру? Вдруг кто-нибудь займет твой автомат и выиграет все, что ты ему скормила? В конце концов она позвонила мужу: «Покарауль. Я сейчас вернусь». Сидеть просто так было скучно, и он решил сыграть на доллар – просто так, без всякой задней мысли. Леди не успела дойти до туалета, как на всех табло замигала надпись, что кто-то выиграл джекпот. Сумма выигрыша соответствовала ставке: семь тысяч ровно. От мужниного горла даму оттаскивали с охраной.
– Знаешь, как ее звали? – шепнула я на ухо Мелиссе. – Мардж Тенш. После этого она потеряла веру в игровые автоматы и высшую справедливость.
– А супруг что? – вытаращив глаза, спросила Мелисса.
– Макс отделался легким разводом.
Это был повод, а причина была следующей: я начала скучать по Лос-Анджелесу гораздо больше, чем по Максу. На деньги, доставшиеся от бабы Капы, я купила дом в Северном Голливуде и зажила в гордом одиночестве.
[27 февряля 2006 г.]
Зиму в наших широтах можно разглядеть только при помощи бинокля: она как раз на горизонте, в горах. В долине – плюс двадцать, а наверху снежок и приятный морозец. Ехать из лета в зиму ровно два с половиной часа.
На Новый год Зэк подбил меня покататься на лыжах.
– Снимем домик в Биг Беар! Пять комнат, три туалета. Можно моих друзей-актеров позвать – в складчину дешевле.
Мелиска нашу затею не одобрила.
– Ага, десятка треф, – сказала она, раскинув картишки. – Так я и знала. Знаешь, что это?
– Что?
– Печаль и меланхолия! Ты либо лыжи потеряешь, либо шею сломаешь!
Как всегда, мы провозились и прибыли в Биг Беар самыми последними. К этому времени все пять комнат в доме уже были заняты актерами. Нам достался гараж, переделанный в жилое помещение. Зэк окинул взглядом печку-буржуйку, бильярдный стол и гребной тренажер.
– Вау, какой сексодром!
Дом был роскошный: огромный камин, головы оленей на стене.
– Сейчас будем делать барбекю, – сказал Хэрри – упитанный мальчик с двуспальной рожей. – Я уже договорился с хозяином насчет углей. Он в эти выходные тоже сюда приехал: дом сдал нам, а сам гостит у друзей.
Раздался звонок в дверь, и я пошла открывать. На пороге стоял невысокий дядька в расстегнутом пальто и с мешком угля на плече.
– Привет! Меня зовут Пол.
– А я – Мардж, ответственный квартиросъемщик.
Мы пожали друг другу руки. Его глаза выглядели смутно знакомыми.
– Мы раньше встречались? – спросила я.
– Не уверен. Я к вам приставал?
– Вроде нет…
– Тогда это точно был не я.
Мы посмеялись… Внезапно его лицо изменилось. Он смотрел через мое плечо в комнату. Ронский-Понский сидел на кожаном диване и самозабвенно жрал подлокотник. На ковре валялись остатки сладки – драные лоскуты и щепки.
…Пол велел нам выметаться в течение часа. А куда мы пойдем? Ронский-Понский забился под диван и глядел растерянно и покаянно: извините – бес попутал.
Актеры жаждали крови: Ронского – на первое, моей – на десерт.
– Зачем ты взяла эту скотину? – орал Зэк. – Теперь нам залог не отдадут.
Народ шумел и ругался и в конце концов отправил Зэка на переговоры.
– Ты скажи ему, что мы из башки Ронского чучело сделаем, – шумел Хэрри. – Пусть вешает себе на стену.
Пока Зэк отсутствовал, я изобретала Ронскому наказания:
– На выставку тебя отведу! Посажу в клетку рядом с ротвейлером. Знаешь, как он на тебя будет смотреть? С аппетитом! Он подумает, что ты биологическая подкормка. А потом скажу детям, что ты не кусаешься. А потом потащу на соревнования – ты попробуешь сбежать, а фиг: я на тебя медалей навешаю. Все пять фунтов!
Зэк вернулся с условно хорошими новостями:
– Пол взял залог и разрешил нам остаться. Но Ронского велел убрать.
– Да куда ж я его дену? – возмутилась я. – На улицу в мороз выкину?
– Оставь пока тут. Только смотри, чтобы он никому на глаза не попался.