Бриттани рассказала о нем подруге Генриетте.
– Не знаю, хорошо ли это. У нас все-таки есть папа.
– Да это просто поклонник! – рассмеялась Генриетта. – У всех красивых леди есть поклонники.
– А кто это?
– Ну, это мужчины, которые тебя боготворят и дарят разные подарки, чтобы ты на них обращала внимание. Мы вырастем – у нас тоже так будет.
В тот вечер Бриттани нарисовала себе поклонника – на мотоцикле и с карабином. А спустя неделю добавила еще двоих, они стояли на противоположной стороне улицы и смотрели на ее окна.
Мамины уличные поклонники были плохо одеты, но они были очень верные: куда бы она ни ехала, они всегда следовали за ней.
Бриттани пробралась сквозь толпу, растянувшуюся вдоль Бродвея. Мимо, чеканя шаг, маршировали британские гвардейцы. Они были вовсе не в красных мундирах, а в обыкновенном хаки. Бриттани смотрела на запыленные фуражки, на ботинки с обмотками. Примкнутые штыки сверкали на солнце, на древке колыхалось расшитое знамя: Юнион Джек, корона и сфинкс.
Молодые, тщательно выбритые лица, сильные руки, широкие плечи – такие люди должны были спасти Шанхай.
Бриттани приложила руку к сердцу и тоненько запела:
When Britain first, at heaven’s command,
Arose from out the azure main,
Arose, arose, arose from out the azure main,
This was the charter, the charter of the land,
And guardian angels sang this strain:
И стоявшие рядом девчонки, а потом и взрослые подхватили:
Rule Britania!
Britannia rule the waves.
Britons never, never, never shall be slaves. [65]
После того как иностранный Шанхай перешел на осадное положение, Лиззи не осмеливалась выбираться в Китайский город. Да и сам Соколов переехал во Французскую концессию.
– У коммунистов так заведено, – объяснила Лиззи Коллору, – они подбивают чернь на бунт, мечтают об изгнании иностранцев, но чуть что – сами бегут под защиту наших солдат.
В эти дни Соколов встречался с Лиззи чуть ли не каждый день. Курил, нервничал, требовал подробных отчетов, и уже по этому признаку она догадалась, что коммунисты опять что-то готовят.
Ради конспирации Соколов устроился в ресторан официантом. В назначенное время Лиззи ждала его в тупике недалеко от черного входа. Здесь, у вонючих мусорных баков, шныряли крысы, но сколько Лиззи ни просила перенести место встречи, Соколов только отмахивался:
– Тут нас никто не увидит: все окна выходят на другую сторону.
Ночь была ясная. Лиззи огляделась – никого – и торопливо пошла по узкому проходу, разделявшему дворовые фасады и кирпичную ограду.
Соколов ждал ее в тупике.
– Где вы пропадали?
Лиззи подошла к нему:
– Слушайте внимательно. Два батальона английской пехоты прибыли на транспорте «Мегантик». Еще четыреста пятьдесят морских пехотинцев прислали из Японии – чтобы охранять правопорядок на текстильных фабриках…
Лиззи заметила, что Соколов смотрит поверх ее плеча. Глаза его расширились, лицо окаменело. В испуге Лиззи обернулась: у стены стояли четверо мужчин в рабочих блузах и высокая женщина. Она что-то произнесла на непонятном языке. Лиззи попятилась и наткнулась спиной на Соколова.
В руке женщины блеснул револьвер.
У Лиззи перехватило дыхание. Она хотела прошмыгнуть к выходу, но один из мужчин так ударил ее, что она упала на заплеванную мостовую. Женщина вновь обратилась к своим, и Лиззи расслышала слово «коммунист».
– Что вы хотите? Деньги? – Она торопливо сунула руку в карман. – Вот, возьмите! Здесь двести долларов…
Смятые купюры разлетелись в разные стороны.
– Помогите! – закричала Лиззи.
Соколов метнулся к стене, ловко подтянулся на руках и перемахнул на другую сторону. Раздались выстрелы: один, другой.
Что-то горячее воткнулось Лиззи в грудь, и, уже теряя сознание, она различила, как женщина сказала по-английски:
– Это тебе за предательство.
Светало. Марта выключила настольную лампу и принялась отсчитывать Аде гонорар:
– Двадцать, тридцать, сорок…
Пухлые руки ловко раскладывали купюры: портретом наверх, рубашкой вниз.
– Видала этого дьявола безногого, Лемуана? – ворчала Марта. – Он опять в городе. Принесла его нелегкая: всех девчонок мне перепугал.
– Неужели? – безучастно спросила Ада.
Она не находила себе места: со стороны Северного вокзала всю ночь били пушки. Кто это был – подошедшие кантонцы? Или рабочие опять подняли мятеж? Ничего неизвестно.
– Лемуан сказал, что это бронепоезд «Великая стена» воюет с восставшими красногвардейцами, – сказала Марта, прислушиваясь к далекому гулу канонады. – Он попал в ловушку: пути разобрали и спереди, и сзади. Все начальство давно сбежало, а эти застряли. Лемуан хвастался, что совершит сделку века: когда они капитулируют, останется много бесхозного оружия. Главное, его вовремя подобрать.
– Как вы сказали? «Великая стена»? – перебила Ада. Она сгребла деньги в сумку. – Мне надо идти.
– Куда? Вернись! – крикнула ей вслед Марта.
Ада выскочила на улицу. Кругом беженцы, солдаты, полицейские… Полнеба загораживало огромное облако дыма.
Ада заметила пустую коляску рикши:
– Ты говоришь по-английски? Мне надо к Северному вокзалу.
Кули зыркнул на нее:
– Не пойду.
– То есть как? Тебе деньги не нужны?
– К вокзалу не пойду – там стреляют.
– Ада!
Она обернулась. Митя подкатил к ней на велосипеде, спрыгнул с седла:
– В Чжабэе ужас что творится – я только что оттуда. Автобусы не ходят, ничего не ходит… Электричества во всем районе нет. Я как раз к тебе собирался.
Ада схватила его за руку:
– Митя, продай мне велосипед! Сколько ты хочешь?
Она открыла сумку, показывая деньги.
– Да я тебя так довезу, садись на раму.
– Мне нужно к Северному вокзалу. Там бронепоезд «Великая стена»… Там Феликс!
Митя смотрел ей прямо в глаза: