– Я привел тебе подарок.
Мистер Уайер схватил Аду за локоть и втащил в налитую солнцем комнату. Все стены были увешаны акварелями – явно любительскими, но очень недурными. На диване лежала молодая черноволосая женщина изумительной красоты. Мама называла такие лица «яблоневый цвет» – что-то нежное, бело-розовое…
Миссис Уайер отложила в сторону мандолину:
– Это кто?
– Гувернантка для Бриттани.
Брови красавицы поднялись.
– Да? Хорошо, ты ее выбрал без меня – тебе и карты в руки. Бриттани, иди сюда, детка! Вот тебе новая девушка… Как вас зовут?
– Ада.
– Иди поиграй с мисс Адой.
Из-под дивана показалось пухлое личико ребенка: черные, как у матери, волосы, а лицо – вылитый папаша.
– А мисс Ада не будет драться?
– Если будет, уволь ее к чертям, – сказала миссис Уайер и снова взялась за мандолину. – Роберт, ты слышал? Даниэль вернулся из плена – живой и невредимый, если не считать солнечного ожога. А остальных пленников не отпустили. Моя сестрица примчалась из Кантона, решила в честь Даниэля банкет устроить.
– Так Эдна взяла интервью у доктора Сунь Ятсена? – перебил мистер Уайер.
Жена не ответила на его вопрос.
– Я была сегодня у Бернаров: Даниэль выглядит так, будто его наждачной бумагой начистили.
В этой семейке не слушали друг друга.
Бриттани дернула Аду за рукав:
– Пошли, я тебе кое-что покажу!
За целый день родители ни разу не зашли в детскую. Иногда из дальних комнат доносился звук мандолины или патефона. Бриттани прикладывала палец к губам:
– Тихо! У мамочки вдохновение.
Тут же забывала обо всем и вновь начинала прыгать по диванам, громыхать дверцами шкафов и петь.
Под конец дня Ада валилась с ног: Бриттани ни на секунду не могла угомониться. Даже за ужином (куриное филе с розмарином, запеченная спаржа и вишневый компот) она требовала рисовать тигра из «Книги джунглей» и сердилась, что у Ады Шерхан походил на уличного кота.
– Теперь играем в Белоснежку! – крикнула Бриттани, вскакивая из-за стола. – Ты будешь злой мачехой. Вели мне прясть!
Ада растерянно моргала:
– Что прясть?
– Ну как ты не понимаешь?! Ты должна понимать! Ты должна! Должна!
Слезы, крик… У Ады душа ушла в пятки: «Сейчас мать прибежит и выгонит меня».
– Надо перематывать нитки с катушки на карандаш! – всхлипывая, объяснила Бриттани. – Ты что, не знаешь?
Ада отправилась искать катушку, а когда вернулась, девчонка уже передумала играть.
– Смотри, что у меня есть – сережка! Это мамина. Давай ее спрячем, а когда мама будет искать, скажем ей: «Пять долларов!»
Ада была готова убить ее.
В детскую вошла няня – странная женщина в европейском платье и с забинтованными ногами-копытцами:
– Мисс Бриттани, пора спать.
– Не хочу, не хочу, не хочу!
– Шлепка дам, – пообещала няня.
Ада остолбенела: так разговаривать с господскими детьми?! Но Бриттани ничуть не оскорбилась.
– Я тебя очень-очень люблю! – закричала она и кинулась обнимать няньку. – Ты видела мою новую мисс Аду? Я ее уже замучила.
Нянька мягко улыбнулась:
– Меня зовут Хобу.
От нее сильно пахло табаком, но она была аккуратной, маленькой и ладной, как китайская куколка-сувенир. Возраст не определить – то ли тридцать лет, то ли сорок.
– Вы, мисс Ада, не стесняйтесь: если надо – накажите ее, – сказала Хобу.
– А то я на голову сяду! – радостно подтвердила девчонка.
Нянька поцеловала ее:
– Идите, мисс Ада, к хозяйке: она вас зовет. А мою птичку я сама спатеньки уложу.
Миссис Уайер – Лиззи, как она велела себя называть, – подробно расспросила Аду, кто она и откуда.
– У меня три главных правила, – сказала она. – Первое: вы все дезинфицируете. В Шанхае дикая антисанитария. Средняя продолжительность жизни китайца – двадцать семь лет. То же самое было в Европе в Средние века. Второе: каждый день вы будете отводить Бриттани в парк. Моя дочь – непростой ребенок, и ей надо перебеситься. И третье: вы будете ее учить. Она до сих пор не знает букв. Ее папаша думает, что у нее плохая память. Ничего подобного! Стоит ему чертыхнуться, и она все за ним повторяет. К школе она должна уметь читать, писать и считать.
Лиззи не потребовала рекомендательных писем. Ее не интересовало, работала ли Ада учительницей, знает ли, как обращаться с детьми.
– Можете быть свободной, – сказала Лиззи. – Жалованье будете получать раз в неделю у меня.
Ада добралась до дома. Она не спала предыдущую ночь, и сейчас ей опять нужно было собираться в «Гавану». Клима с батюшкой не было, на столе осталась грязная посуда.
«Вот свиньи!» – подумала Ада. Тарелки мыть не стала: пускай все засохнет – сами будут отскребать.
По пятницам американские морпехи – сама щедрость: у них получка. Высадившись на берег, они растекались по кабакам, угощали выпивкой, давали чаевые, танцевальные билеты скупали пачками. Но при этом были уверены: за деньги девушки готовы на все. Ага, как же!
Американские матросы, а уж тем более солдаты-«пельмешки» – классом пониже. Они никогда не кричали: «Все пьют за мой счет!» С ними можно было работать только по четвергам, когда морпехи сидели на кораблях.
Британцы все скупые, французы, говорят, поголовно имеют «болезни любви». Их недавно перевели из Тонкина, [26] а там сифилис и гонорея чуть ли не у каждой второй проститутки.
По мнению Бэтти, самыми шикарными «ящерами» были итальянцы.
– У них недавно к власти Муссолини пришел, – сказала она Аде. – Дуче не скупится на военных – у них и форма, и вид. А лучше всех – офицеры в этих шапочках набекрень.
Всезнающий Марио сообщил Аде, что раньше Бэтти служила буфетчицей на мексиканском пароходе, но ее выгнали за приставание к пассажирам. Сойдя на берег, она сразу пошла искать самый богатый публичный дом. Явилась к Марте, грохнула чемоданом об пол: «Я буду лучшей девушкой в вашем заведении. Где моя ванная?»
Марта посмеялась и отправила ее учиться к китаянкам. Сказала, что не собирается вкладываться в нее до тех пор, пока Бэтти не докажет, что она может продавать себя. Та обиделась и в первый же день буквально разорила двух голландских коммерсантов.