Наверху было еще наряднее, даже граммофон имелся. Марта показала на бархатные кресла:
– Садитесь. Откуда ты явился, мистер Рогов? Из тюрьмы?
– С войны.
– Много наград принес?
– А то! Орден Подвязки на голову, орден Почетного легиона беженцев и Пурпурное разбитое сердце.
– Ты что, с русскими приехал?
Клим рассказывал о себе, о войне, спрашивал Марту о каких-то людях. Ада сидела в обнимку с саквояжем и книгами.
Вот они какие, бордели. Один рояль зеленый, наверное, тысячу долларов стоит. На столе – апельсины, печенье… Вдруг поесть предложат?
– Я не знаю, куда катится этот мир, – распалялась Марта. – Раньше белую девочку за хорошую цену можно было продать. А сейчас подходи к русскому консульству – выбирай любую. Они там сотнями толкутся.
Клим усмехнулся:
– Тебе русские все дело загубили?
– У меня клиентов вдвое меньше обычного. Последний кассир из универмага чувствует себя Рокфеллером: притащит перепуганную цыпочку в кафе, закажет ей кусок пирога, а она от счастья млеет: «Мой принц, мой принц…»
– Мне бы работу найти, – произнес Клим. – Денег нет ни гроша.
Марта покачала головой:
– С работой трудно. Китайцы готовы на все ради десяти центов в день. А тут еще ваши русские… Легко устроиться только девочкой в заведение. – Она перевела взгляд на Аду: – А это кто с тобой?
– Понятия не имею. Зовут Ада. Ей идти некуда.
Марта внимательно посмотрела на нее:
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
– На что ты собираешься жить?
– Я могу давать уроки английского и французского.
– Дай-ка я на тебя посмотрю. – Она протянула руку, чтобы расстегнуть пуговицу на Адином пальто.
– Не трогайте меня!
Марта засмеялась:
– Уроки она будет давать! Кому?
– Может, устроишь ее такси-гёрл в «Гавану»? – спросил Клим. – Она умеет танцевать, я видел.
Ада побледнела:
– Что такое «такси-гёрл»?
– Платная партнерша для танцев, – объяснил Клим. – В Шанхае мужчин гораздо больше, чем женщин, и холостяки все вечера болтаются по ресторанам. Своих девушек у них нет, поэтому они танцуют с такси-гёрл. Это приличная работа – ничего общего с проституцией. – Клим скинул куртку и размотал шарф. – Снимай пальто. Покажем, на что ты способна.
При виде Адиного платья – линялого, два раза перешитого – Марта прыснула. Ада уже ненавидела ее.
– Иди сюда! – приказал Клим и, отодвинув в сторону стол и стулья, встал посреди комнаты. Трепеща, Ада приблизилась к нему. Марта поставила пластинку.
– Давай-ка танго.
Клим взял Аду за руку, обнял за талию и прижал к себе.
Ненормальная близость взрослого мужчины. Дыхание слишком горячее, взгляд – как будто Клим взял и влюбился в нее: вот только что, минуту назад. Заразительное волшебство…
Марта захлопала в ладоши:
– О, девочка, браво, браво!
– Бери ее на работу и придумай что-нибудь с платьем, – сказал Клим, выпустив Аду из объятий. – Она из своего выросла года три назад.
Марта убежала в другую комнату.
– Ну что, Ада, пойдешь в танцовщицы? – спросил Клим. Голос его был ровен, глаза поскучнели.
А она все еще прерывисто дышала.
– Я не знаю.
– Будь я женщиной, я бы пошел. В танце ты можешь быть кем хочешь. Музыка кончится, все вернется на круги своя. Но у тебя есть несколько минут, понимаешь?
Марта принесла два платья на вешалках:
– Мерить не дам – ты ванну лет сто не принимала. Приложи к себе. Так, это пойдет, это тоже пойдет… Туфель у тебя нет?
Ада покачала головой.
– Покажи ногу.
Марта принесла пару дорогих, но слегка поношенных туфель.
– Будешь хорошо выступать – будешь получать деньги. Будешь сидеть по углам – выкину в два счета. За платья и туфли вычту из заработка. Даю полтора доллара в день, и то по знакомству. Идет?
Ада кивнула.
– Если надумаешь перейти сюда, в верхние комнаты, – это за ради бога. А с тебя, Клим, я три шкуры спущу, если она удерет с платьями.
– Куда она удерет? Назад к большевикам?
– Ты ее привел – ты за нее отвечаешь. Где вы остановились?
– Нигде.
– Попроситесь к Чэню – он сдает комнаты и говорит по-английски. – Марта написала на бумажке, как найти этого Чэня. – Все, идите отсюда – мне надо выспаться. Вечером, в семь часов, чтоб девка была в «Гаване».
Клим поцеловал ее и пошел к лестнице.
Апельсинов не дали. На прощание Марта успела шепнуть Аде:
– Если ты девственница, я тебя умоляю: не спи ни с кем без моего ведома! Я тебе такого клиента на первую ночь подберу – пальчики оближешь!
Двухэтажное здание буквой «П» – помесь европейской архитектуры и китайской нищеты. Вход с улицы прегражден железными воротами. Над ними вывеска – по-китайски и по-английски: «Дом надежды и зарождающейся карьеры».
– Представляю, каких успехов мы тут достигнем, – хмыкнул Клим.
Ада вошла вслед за ним во внутренний дворик. Серые стены, в окнах – клетки с птицами. Прямоугольник неба, бельевые веревки и, как везде, штаны, штаны, штаны на ветру.
Клим оставил Аду сторожить самовар и вещмешок, а сам отправился договариваться с Чэнем.
Шесть дверей друг напротив друга. Из одной вышла простоволосая женщина с тазом. Маленькая, смуглая, но вроде не китаянка. Посмотрела на Аду, сказала что-то и принялась снимать белье.
Только бы удалось найти комнату! Работа и жилье в один день – необыкновенное везение. Жить придется с Климом и кормить его за свой счет – у него денег нет и не предвидится. Но это ладно. Главное – не остаться одной.
Интересно, откуда Клим знает Марту? Неужели таскался к ее девкам, когда жил здесь?
Ада вспомнила, как он танцевал танго, – мурашки побежали по спине. А вдруг он будет приставать?
Клим появился из дверей:
– Пошли. Вроде договорились: с нас восемь долларов в месяц, с хозяев – ключ от комнаты и кипяток в общей кухне. А там, глядишь, либо тебя в звании повысят, либо я приработок найду. Соседи у нас не буйные – филиппинцы из оркестра в «Гаване»: ночью играют, днем отсыпаются. Так что жить можно. Да, я сказал хозяину, что ты моя наложница, иначе бы нас не поселили вдвоем. У китайцев с моралью строго.