– Как вы сказали? Уайера? Заместителя комиссара? – Рогов потер виски. – Единственное, что непонятно, как Уайер спелся с Соколовым? Или он идейный борец за победу коммунизма? В любом случае, я в эти игры играть не собираюсь. Всего хорошего.
– Погоди!
Феликс не знал, что предпринять: отпустить Рогова с миром? пригрозить высылкой? То, что Клим посчитал его предателем Белого дела, оскорбило его хуже пощечины.
– Ты не можешь так просто уйти от нас… – начал он.
Рогов взглянул на него исподлобья:
– Еще как могу. Мне нечего терять: если генерал умрет, глебовцы захотят отомстить, и первый подозреваемый у них – это я. Так что депортация для меня не самый плохой вариант.
Тяжелый камень ударил в окно, стекла посыпались. Феликс инстинктивно упал на пол – как во время артобстрела. С улицы донесся бешеный рев толпы. Когда Феликс обернулся, Рогова уже не было в кабинете.
Эдна медленно вела машину по Нанкин-роуд. Десятки автомобилей, толпы китайской молодежи – парни в длинных шелковых робах, девушки в рубахах и штанах. Многие несли флаги и транспаранты.
– Чего они хотят? – спросила Лиззи.
– Они требуют выпустить политзаключенных, – отозвалась Эдна. – Администрация японской прядильной фабрики повздорила с рабочими, и дело кончилось стрельбой и арестами. Мне об этом сегодня в редакции рассказали.
– А что на транспарантах?
– Я не знаю иероглифов. Наверное, как обычно: «Долой иностранный империализм!» и «Граждане, проснитесь!»
На углу Тибет-роуд движение остановилось: студенты перекрыли улицу. Развернуться невозможно: сзади и по бокам выстроились гудящие автомобили. Эдна раскрыла дверь и привстала на подножке.
– Что там? – спросила Лиззи.
– Перед полицейским участком толпа.
Между автомобилями и колясками рикш протискивались зеваки.
– Дай мне блокнот и карандаш, – попросила Эдна. – Они там, в кармане сиденья. Может, заметка получится.
Один из студентов взобрался на деревянный ящик. Эдне хорошо было видно его лицо: совсем мальчишка – тощий, заморенный. Рубаха болталась на нем как на жерди. Толпа бурно приветствовала его слова.
Из ворот выбежали полицейские. Студент с отчаянным ужасом смотрел на них, но не двигался с места. Над улицей зазвенели девчоночьи голоса – они пели на высоких нотах, повторяя один и тот же мотив.
– О чем они поют? – испуганно спросила Лиззи. Она тоже встала на подножку.
Эдна отмахнулась:
– А я откуда знаю?
Теперь пели все, даже зеваки. Эдна видела, как полицейские стащили оратора на землю. Он поклонился им и тут же упал, сваленный тяжелым ударом.
У ворот завязалась драка. Студента отбили, подняли над толпой. Появился новый отряд полицейских: несколько китайских констеблей, сикхов и двое белых. Один из них, офицер, что-то кричал, но Эдна не могла разобрать слов из-за рева толпы.
Полицейские выстроились перед воротами и прикрепили штыки к карабинам. Ветер донес крик офицера:
– Последнее предупреждение! Если вы не разойдетесь…
– Что толку объяснять им? Они все равно не понимают по-английски, – произнесла Эдна.
И тут раздался залп. Внезапная тишина оглушила ее. Несколько человек упали на землю. Над улицей раздался животный вой.
– Быстро в машину! – заорала Эдна сестре. – Закрой дверь и пригнись!
Мимо неслась обезумевшая толпа. Эдна и Лиззи сползли на пол и закрыли головы руками. Автомобиль раскачивался из стороны в сторону от сильных толчков. Какой-то человек вскочил внутрь, Лиззи завизжала.
– Заводите мотор! – гаркнул он по-английски.
Эдна приподнялась: это был Клим Рогов. Она поспешно села на водительское сиденье. Руки тряслись.
– Куда ехать?
– Вперед!
Булыжник, пущенный чьей-то рукой, разнес ветровое стекло.
У автомобиля лопнуло колесо, и Клим сказал, что надо заехать в гараж на Ллойд-роуд. Хозяин-американец принес спирт, чтобы Эдна и Лиззи могли промыть царапины: у них все руки были в мелких порезах. Клим отделался разбитым коленом.
Они сидели на диване для посетителей. Из гаража несло машинным маслом и бензином. У Эдны перед глазами все еще стояли изуродованные ужасом лица, взбесившиеся лошади и перевернутые автомобили.
Хозяйская дочка подала ей кофе. Эдна отхлебнула, обожгла язык и отставила чашку.
– Как вы оказались в этой толпе? – спросила она Клима.
Тот рассказал, что во время его интервью с Глебовым коммунисты подсунули генералу яд. Действовали они по наводке полиции, в частности Хью Уайера.
– Я заглянул в участок… переговорить с одним человеком, – произнес Клим, – надо было расставить точки над «i». Вышел за ворота, и тут началась пальба.
– Хью травит людей? Быть не может! – изумилась Эдна.
– Еще как может, – подтвердила Лиззи. – Я слышала, как он похвалялся убрать генерала и выслать казаков в Россию. Он сказал, что это идея твоего мужа.
Эдна ничего не понимала. А Даниэль как впутался в эту историю?
– Послушайте, Клим, – встрепенулась Лиззи. – Может, сейчас не самый удобный момент для делового разговора, но я все-таки хотела спросить вас: вы бы согласились работать на меня? Мне надо возобновить выпуск «Флэпперс».
Клим опустил глаза.
– Понимаете, миссис Уайер, девочка, которую задавил Роберт, была моей дочерью.
Эдна прижала ладони к щекам:
– О господи…
Лиззи говорила ей, что дамы в клубе «Колумбия» с ума сходили от любопытства: от кого забеременела Нина Купина? Многие бывали у нее на балах, знали ее лично, но она никогда не упоминала своего мужа. Все сходились на мысли, что это был внебрачный ребенок.
Эдна посмотрела на сестру. Лиззи кусала губы.
– Я не виновата в той аварии! – проговорила она.
Клим не ответил. Эдна вспомнила Нину Купину: представить их вместе было невозможно.
– Нина – ваша супруга?
Он кивнул:
– Но мы разошлись.
Хозяин вернулся и сказал, что автомобиль готов.
– Поехали ко мне, – предложила Эдна. – Нам всем троим надо напиться.
У лисички кицунэ печальный взгляд. Она смотрела перед собой на дорогу, вздрагивала всякий раз, когда автомобиль подбрасывало на ухабе, хваталась за дверцу.
А по дороге туда она держалась за локоть Даниэля.