Главврач вздохнул:
— Не знаю, пристав. Это не по моей части.
Тедди снова взял с койки листок.
— Это шаблон. Руководство по расшифровке будущих кодов. Готов поставить свою месячную зарплату.
— И что из этого следует?
— Что это не побег, доктор. Она не случайно привела нас сюда. Я думаю, нас ждут новые шифровки.
— Но не в этой палате, — сказал Коули.
— Нет. Возможно, в этом здании. Или где-то на острове.
Коули втянул ноздрями воздух, держась одной рукой за подоконник, этакий полутруп, и у Тедди невольно закрался вопрос, чем он всю ночь занимался.
— Она привела сюда вас? — спросил Коули. — С какой целью?
— Это вы мне скажите.
Коули так долго стоял с закрытыми глазами, что Тедди уже подумал, не уснул ли он стоя.
Наконец он их открыл и обвел взглядом обоих приставов.
— У меня плотный рабочий график. Планерка, обсуждение бюджета с наблюдательным советом, принятие экстренных мер на случай, если мы окажемся в эпицентре урагана. Должен вас обрадовать: вас ждет встреча с пациентами, которые были на групповой терапии вместе с Рейчел Соландо в день ее исчезновения. Вы сможете поговорить с каждым из них через пятнадцать минут. Господа, я рад, что вы здесь. Правда. Не знаю, как это выглядит со стороны, но я делаю все от меня зависящее.
— Тогда отдайте мне персональное досье доктора Шина.
— Этого я сделать не могу. При всем желании. — Он прислонился затылком к стене. — Пристав, мой человек на коммутаторе все время пытается с ним связаться. Но ни с кем нет связи. Насколько мы можем понять, все Восточное побережье находится под водой. Терпение, господа. Это все, о чем я вас прошу. Мы найдем Рейчел или выясним, что с ней случилось.
Он поглядел на часы.
— Я опаздываю. Еще что-то срочное, или это может подождать?
Они стояли под навесом у входа в больницу, ничего не видя перед собой из-за стены дождя.
— Думаешь, он в курсе, что значит 67? — спросил Чак.
— Ага.
— Думаешь, он разгадал шифр еще до тебя?
— Я думаю, что он работал в УСС. Я думаю, у него там есть парочка знакомых спецов.
Чак утерся ладонью и стряхнул капли на асфальт.
— Сколько у них тут больных?
— Не так уж много.
— Да.
— Два десятка женщин, три десятка мужчин, что-то в этом роде.
— Немного.
— Нет.
— До шестидесяти семи точно не дотягивает.
Тедди посмотрел на Чака.
— Но… — сказал он.
— Вот именно. Но.
И оба устремили взгляды мимо силуэта дерева вдаль, на макушку форта, словно унесенную еще дальше шквалистым ветром, сделавшуюся расплывчатой, почти неразличимой, как рисунок углем в задымленной комнате.
Тедди вспомнил, что сказала ему Долорес в сновидении — «посчитай койки».
— Сколько у них всего коек, как думаешь?
— Не знаю, — сказал Чак. — Надо будет спросить у любезного доктора.
— Да уж, прямо-таки рассыпается в любезностях.
— Послушай, босс.
— Что?
— Тебе когда-нибудь приходилось видеть столько бесхозной государственной недвижимости?
— То есть?
— В двух корпусах — пятьдесят больных. Сколько, по-твоему, там можно было бы разместить? Еще пару сотен?
— Минимум.
— А соотношение персонала к пациентам? Два к одному в пользу персонала. Ты когда-нибудь такое видел?
— Ответ будет отрицательным.
Они смотрели на пузырящуюся гладь, под которой исчезла земля.
— Что это за жопа, в которой мы с тобой оказались?
Беседы с больными проходили в кафетерии. Приставы сидели за столом; в отдалении, так что их можно было окликнуть, сидели два санитара, а Трей Вашингтон приводил поодиночке пациентов и уводил после беседы.
Первым оказался небритый, беспрерывно моргающий тип с нервным тиком. Он втянул голову в плечи, как краб-мечехвост, и почесывался, избегая встречаться с приставами глазами.
Тедди взглянул на верхнюю страницу предоставленного главврачом файла; это не было личное дело больного, скорее некие общие характеристики, которые Коули набросал по памяти. Парня, проходившего первым, звали Кен Кейдж, и попал он сюда после того, как набросился в проходе магазина на незнакомого человека и начал избивать свою жертву банкой с зеленым горошком, при этом тихо приговаривая: «Не читай мою почту».
— Ну что, Кен, — начал Чак, — как вы поживаете?
— Ноги зябнут. У меня зябнут ноги.
— Сочувствую.
— Больно ходить, да. — Кен поскреб края струпа на руке, сначала осторожно, словно нащупывая подходы.
— Позавчера вечером вы были на групповой терапии?
— Ноги зябнут, и больно ходить.
— Дать носки? — предложил Тедди, заметив, как ухмыльнулись два санитара.
— Да, я хочу носки, я хочу носки, я хочу носки, — бормотал он, опустив голову и слегка подпрыгивая.
— Сейчас получите, но сначала мы должны уточнить, были ли вы…
— Сильно зябнут. Ноги. Зябнут, и больно ходить.
Тедди глянул на Чака, а тот в это время улыбался откровенно хихикавшим санитарам.
— Кен, — сказал Чак. — Посмотрите на меня.
Но Кен продолжал смотреть в пол, еще больше подпрыгивая. Он расковырял ногтем струп, и волоски на руке окрасила кровь.
— Кен?
— Не могу ходить. Никак, никак. Зябнут, зябнут, зябнут.
— Кен, ну же, посмотрите на меня.
Кен положил кулаки на стол. Тут же поднялись оба санитара.
— Не должны болеть, — бормотал Кен. — Не должны. Они это нарочно. Они напускают в палату холод. И в коленные чашечки.
Санитары приблизились к их столу и через голову больного воззрились на Чака. Белый парень сказал:
— Ребята, вы закончили или хотите еще послушать про его ноги?
— Ноги зябнут.
У чернокожего санитара поднялась одна бровь.
— Все нормально, Кенни. Мы отведем тебя в душ, там ты быстро согреешься.
Белый парень вставил:
— Я здесь уже пять лет. Одна и та же пластинка.
— Пять лет? — спросил Тедди.
— Больно ходить.
— Пять лет, — подтвердил санитар.
— Больно ходить, они напускают холод в ноги…