Водитель изо всех сил старался сдержать смех.
— Помолчи, пожалуйста, — сказал я.
— Нет, помнишь? Ты еще тогда заснул.
— Это говорит только о том, как я тебе доверяю, — ответил я. — Замолчишь ты или нет?
— Ладно. Сейчас завернусь в свою зелено-голубую ауру и буду молчать.
На следующее утро, когда я уходил, Элейн сказала, что у нее есть предчувствие: звонки от жертв изнасилования еще будут.
— Именно сегодня, — сказала она.
Но оказалось, что она ошиблась, несмотря на свою зелено-голубую ауру. Никто не позвонил. Когда мы вечером разговаривали по телефону, она была совсем расстроена.
— Наверное, это все, — сказала она. — Три в среду, одна вчера, и больше ничего. А я-то думала, что мне предстоят героические деяния и что я раскопаю что-нибудь важное.
— Девяносто восемь процентов любого расследования — пустая работа, — сказал я. — Приходится делать все, что только придет в голову, ведь никогда не знаешь, что пригодится, а что нет. Судя по реакции этих женщин, ты, наверное, потрясающе говорила по телефону. И, пожалуйста, не думай, что у тебя ничего не вышло, раз тебе не удалось с трех попыток найти жертву, оставшуюся в живых. Ты ведь искала иголку в стогу сена, да к тому же очень может быть, что в этом стогу вообще нет иголки.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать.
— Я хочу сказать, что, скорее всего, они свидетелей не оставляли. Скорее всего, они убивали всех женщин, которых насиловали, и очень может быть, что ты разыскиваешь женщину, которой не существует.
— Ну, раз ее не существует, — сказала Элейн, — то и черт с ней.
* * *
Ти-Джей звонил мне каждый день, иногда по нескольку раз. Я выдал ему пятьдесят долларов на проверку обоих бруклинских автоматов, и вряд ли он извлек из этой сделки большую выгоду: все, что у него оставалось от метро и автобусов, он просаживал на телефонные разговоры. С куда большим успехом он мог бы помогать карточным шулерам или разносчикам или заниматься какими-нибудь другими уличными делами, которыми зарабатывал себе на жизнь. Но он все время приставал ко мне с просьбой дать ему задание.
В субботу я выписал чек на оплату своего номера и заплатил по другим ежемесячным счетам — за телефон, за пользование кредитной карточкой. Глядя на телефонный счет, я снова вспомнил о тех звонках Кинену Кхари. За несколько дней до этого я еще раз попытался разыскать какого-нибудь служащего телефонной компании, который мог бы подсказать мне, как получить сведения о них, и снова услышал в ответ, что ничего сделать нельзя.
Я как раз размышлял об этом, когда около половины одиннадцатого позвонил Ти-Джей.
— Дайте мне проверить еще какие-нибудь телефоны, — взмолился он. — В Бронксе, на Стейтен-Айленде, где угодно.
— Хочешь знать, что ты можешь для меня сделать? — сказал я. — Вот я дам тебе сейчас номер телефона, а ты узнай, кто туда звонил.
— Что узнать?
— Нет, ничего.
— Но вы что-то сказали, старина. Говорите, что вам надо.
— А вдруг ты и в самом деле сможешь это узнать? — сказал я. — Помнишь, как ты выудил в справочной номер автомата на Фэррагет-роуд?
— Это когда я говорил таким голосом, будто только что вышел из шикарного магазина?
— Вот именно. Ты не мог бы таким же голосом переговорить с кем-нибудь из вице-президентов телефонной компании, чтобы он сказал, как заполучить список телефонов, откуда звонили по одному номеру в Бэй-Ридже?
Он задал мне несколько вопросов, и я объяснил, что мне надо и почему я не могу этого получить.
— Погодите, — сказал он. — Вы говорите, они не хотят дать вам эти номера?
— Не могут. Они регистрируют все звонки, но их невозможно рассортировать.
— Чушь, — сказал он. — Та, первая девица в справочной, на которую я попал, тоже сказала, что невозможно определить мой номер. Нельзя же, старина, верить всему, что они говорят.
— Да нет, я...
— Знаете, кто вы? — сказал он. — Я каждый день звоню вам, как проклятый, спрашиваю, что у вас есть для Ти-Джея, и у вас вечно ничего нет. Чего же вы раньше мне про это не говорили? Глупо-с, Люкас.
— Что ты хочешь сказать?
— А я хочу сказать, что если вы мне не говорите, чего вам надо, то как же я могу это для вас раздобыть? Я же еще в первый раз вам это сказал, когда вы разгуливали по Сорок Второй и ничего никому не говорили. Я же еще тогда вам объяснил: скажите мне, чего вы хотите, и я помогу вам это достать.
— Помню.
— Так что же вы путаетесь с этой телефонной компанией, когда могли сразу спросить Ти-Джея?
— Ты хочешь сказать, что знаешь, как заполучить эти номера в телефонной компании?
— Нет, старина. Но я знаю, кто это может. Конги.
* * *
— Конги, — повторил он. — Джимми и Дэвид.
— Они братья?
— По-моему, даже не похожи. Джимми Хонг — китаец, а Дэвид Кинг — еврей. По крайней мере, папаша его — еврей. Мать, кажется, пуэрториканка.
— А почему они Конги?
— Джимми Хонг и Дэвид Кинг? Гонконг и Кинг-Конг?
— Ах, вот что.
— И к тому же их любимая игра была «Дон-Ки-Конг».
— Это что, такая видеоигра?
Он кивнул.
— Очень даже интересная.
Мы сидели в закусочной на автовокзале, где он назначил мне встречу. Я пил скверный кофе, а он ел хот-дог и запивал пепси.
— Помните этого придурка по кличке Носок — мы его видели тогда в видеозале? Он из самых лучших, но он и в подметки не годится Конгам. Знаете, как игрок всегда старается не отстать от машины? Так вот, Конгам не надо стараться не отстать. Они всегда впереди нее.
— Ты для этого меня сюда и привел — познакомить с двумя мастерами по части китайского бильярда?
— Старина, есть большая разница между китайским бильярдом и видеоиграми.
— Наверное, есть, но...
— Но это ерунда по сравнению с той разницей, какая есть между играми и тем, чем Конги занимаются сейчас. Я вам говорил, что бывает с ребятами, которые играют в эти игры, — как можно до того насобачиться, что дальше некуда, и становится неинтересно?
— Говорил.
— А еще есть такие придурки, которые начинают интересоваться компьютерами. Так вот, я слыхал, что Конги давно уже занялись компьютерами. Даже приносили с собой компьютер, чтобы опередить видеоигру — ну, чтобы узнать, что машина будет делать, еще до того, как она это сделает. Вы играете в шахматы?
— Знаю, как ходят фигуры.
— Надо будет мне с вами как-нибудь сыграть — посмотреть, что у вас получится. Знаете эти каменные столы на Вашингтон-сквер? Туда люди ходят со своими шахматными часами и изучают шахматные книги, пока ждут своей очереди. Я тоже там иногда играю.