Я никак не мог сообразить, откуда я его знаю.
Третий раунд, по-моему, кончился вничью. Я не считал, но у меня создалось впечатление, что Рашид провел больше ударов. Домингес ответил, правда, всего несколькими, зато они были куда увесистее тех, что проходили у Рашида.
Когда раунд закончился, я не взглянул на того человека в галстуке в горошек, потому что смотрел совсем на другого.
Этот был помоложе — если говорить точно, то тридцати двух лет. При росте примерно в метр семьдесят восемь он напоминал фигурой боксера полутяжелого веса. Он был без пиджака и без галстука, в белой рубашке модного фасона в голубую полоску. Правильные черты лица, прекрасная осанка — прямо картинка из каталога мужской одежды, портили его только чуть выпяченная нижняя губа и крупный нос. Его пышная темная шевелюра была причесана по моде. И загар — память о неделе, проведенной на Антигуа.
Звали его Ричард Термен, он работал продюсером программ Эф-би-си-эс. Сейчас он стоял на краю ринга, с наружной стороны канатов, и о чем-то разговаривал с оператором.
На ринге появилась девица, которая показала нам плакат, гласивший, что сейчас начнется четвертый раунд, и заодно показала много такого, чего не мог скрыть ее куцый костюм. Те, кто смотрел бой по телевизору, не удостоились этого зрелища — им вместо ее прелестей показывали рекламу пива. Девица была высокая, длинноногая, с роскошной фигурой и почти голая.
Девица подошла к камере и что-то сказала Термену, а он протянул руку и похлопал ее по заду. Она, по-моему, не обратила на это никакого внимания. Возможно, он привык лапать женщин, а она привыкла, что ее лапают. А возможно, они старые друзья. Впрочем, кожа у нее была совсем розовая — не похоже, чтобы он брал ее с собой на Антигуа.
Она ушла с ринга, он тоже спустился вниз, и гонг вызвал на ринг боксеров. Они поднялись со своих табуреток, и четвертый раунд начался.
На первой же минуте Домингес нанес свой прямой справа и раскроил Рашиду левую бровь. Рашид успешно отбивался и провел несколько серий ударов по корпусу, а к концу раунда ему удался отличный апперкот, так что голова у Домингеса дернулась назад. Домингес ответил еще одним неплохим прямым справа, и тут прозвучал гонг. Я не представлял себе, с каким счетом кончился этот раунд, о чем и сообщил Мику.
— Не важно, — сказал он. — До нокаута тут не дойдет.
— Кто тебе больше нравится?
— Тот, черный. Но шансов у него мало. Педро чертовски силен.
Я взглянул в ту сторону, где сидели мужчина с мальчиком.
— Посмотри вон на того типа, — сказал я. — В первом ряду, рядом с мальчишкой. В голубом пиджаке и галстуке в горошек.
— Ну и что?
— По-моему, я его знаю. Только никак не могу припомнить откуда. Он тебе не знаком?
— Никогда в жизни не видел.
— Не могу понять, откуда я его знаю.
— Смахивает на полицейского.
— По-моему, нет, — сказал я. — Тебе вправду так кажется?
— Я не говорю, что он полицейский. Я говорю, что он смахивает на полицейского. Знаешь, на кого он похож? На актера, который играет полицейских. У меня вылетело из головы, как его зовут, но я вспомню.
— На актера, который играет полицейских? Да они все их играют.
— На Джина Хэкмана, — сказал он.
Я еще раз взглянул в ту сторону.
— Хэкман старше, — возразил я. — И худой. Хэкман весь жилистый, а этот поплотнее. И потом, у Хэкмана волос больше, верно?
— Господи Иисусе, — сказал он, — я же не говорил, что это Хэкман. Я только сказал, что он на него похож.
— Если бы это был Хэкман, они бы вытащили его на ринг и заставили поклониться.
— Да у них так плохи дела, что они заставили бы его поклониться, даже будь он Хэкману двоюродным братом.
— Но ты прав, — сказал я. — Он действительно похож.
— Не то чтобы вылитый, конечно, но…
— Нет, сходство есть. Но он не поэтому кажется мне знакомым. Никак не припомню, где я его видел.
— Может быть, на каком-нибудь твоем собрании?
— Возможно.
— Погоди-ка, а он не пиво пьет? Ведь если он из ваших, он не должен бы пить пиво, верно?
— Наверное, нет.
— Но ведь не все из ваших завязывают окончательно, правда?
— Нет, не все.
— Значит, будем надеяться, что в стаканчике у него кока-кола, — сказал он. — А если и пиво, то будем надеяться, что он взял его для мальчишки.
Пятый раунд Домингес выиграл. Многие его сильные удары шли мимо, но один-два попали в цель, и Рашиду пришлось плохо. К концу он оправился, но общая победа в раунде явно осталась за латиносом.
А в шестом раунде Рашид пропустил прямой правый в челюсть и лег.
Это был хороший нокдаун. Зрители повскакали с мест. На счете «пять» Рашид поднялся и стоял, как полагается, до «восьми», а когда рефери дал знак продолжать бой, Домингес кинулся вперед, осыпая Рашида ударами. Тот хотя и пошатывался, но все же показал отличную защиту, ныряя вниз, увертываясь от прямых ударов, выгадывая время в клинче, и держался мужественно. Нокдаун случился в самом начале раунда, но к концу его Рашид все еще был на ногах.
— Еще раунд, и все, — сказал Мик Баллу.
— Нет.
— Да ну?
— Он упустил свой шанс, — сказал я. — Вроде того парня в прошлом бою, как там его звали? Ирландца.
— Ирландца? Какого ирландца?
— Маккэна.
— А-а! Того чернокожего ирландца? По-твоему, Домингес тоже из тех, кто не умеет поставить точку?
— Уметь-то он умеет, только у него пороху не хватило. Слишком много прямых ударов. Они очень выматывают, особенно когда промахиваешься. По-моему, этот раунд обошелся ему дороже, чем Рашиду.
— Думаешь, решение останется за судьями? Тогда они присудят бой Домингесу, если только твой приятель Чанс их не подмазал.
Но в таких боях никто судей не подмазывает: здесь пари не держат. Я сказал:
— Нет, до судей не дойдет. Рашид выиграет нокаутом.
— Ты бредишь, Мэтт.
— Вот увидишь.
— Хочешь, поспорим? Только не на деньги — с тобой я на деньги не спорю. На что?
— Не знаю.
Я снова взглянул туда, где сидели отец с сыном. Что-то не давало мне покоя, а что — я никак не мог понять.
— Если я угадал, — сказал он, — прогуляем сегодня всю ночь, а утром пойдем на восьмичасовую мессу в церковь Святого Бернарда. На мессу мясников.
— А если угадал я?
— Тогда не пойдем.