Закончив промывку трубы, она снова закрепила ее при помощи муфты — навинчивать муфту было намного легче, чем отвинчивать — и закрепила крышку сифона. Она нашла мешок для мусора, в который прошлой ночью уложила одежду Дэйва, и сунула в него скомканную и разорванную рубашку Майкла, вылила содержимое пластикового ведра через сито в унитаз, начисто протерла сито бумажным полотенцем, которое сунула все в тот же мусорный мешок с одеждой.
Ну вот и все: с уликами покончено.
По крайней мере, с теми уликами, от которых она могла избавиться. Если Дэйв врал ей — о ноже, об оставленных где-то отпечатках пальцев, о свидетелях его преступления? или самообороны? — тут она ему не помощница. Но она сделала все возможное, чтобы в доме никаких улик не было. Она приняла на себя все, что на нее свалилось. Она справилась со всем. Она вновь почувствовала головокружение; столь сильного головокружения у нее прежде никогда не бывало. Но тут вдруг ее пронзило ясное осознание того, что она все еще молодая и сильная и ее уж никак нельзя назвать ни пережженным тостом, ни спущенной камерой. Она пережила смерть обоих родителей, пережила годы безденежья; пережила панический страх, когда ее шестимесячный сын чуть не умер от пневмонии — от всего пережитого, как ей казалось, она не стала слабее, только сильно устала, — но сейчас все изменилось, и она вспомнила, кто она на самом деле. А она была и есть — вне всякого сомнения — женщина, которая не станет умолять о пощаде, даже если ее погонят сквозь строй; наоборот, она выйдет вперед и скажет: «Ну, так начинайте же. Давайте, старайтесь изо всех сил. Но я отомщу. Не спущу вам ничего. Я не прогнусь от страха и не умру. Так что, берегитесь».
Она подняла с пола зеленый мешок для мусора и принялась скручивать его до тех пор, пока он не стал походить на тощую морщинистую шею старика, затем, крепко сжав скрутку обеими руками, она завязала ее узлом. После этого она некоторое время смотрела на результаты своей работы, не понимая, почему скрученный полиэтиленовый мешок напомнил ей старческую шею. С чем это связано? Вдруг она заметила, что экран телевизора погас; только что шла спортивная передача, и вдруг экран стал черным.
А потом по черному экрану протянулась узкая светлая полоска. Селеста помнила, что такое бывает, когда в телевизоре сгорает кинескоп. Если и сейчас причина та же, то это уж слишком, все к одному. Вот уж совсем некстати.
Но вдруг белая полоса на экране стала расширяться и превратилась в студию новостей, из которой прямо на зрителей смотрела женщина-репортер, ведущая передачу с места событий; она выглядела взволнованной и испуганной.
— Мы прервали наши передачи, — прозвучал голос диктора, — чтобы рассказать вам о трагическом событии. Валери Копари находится внутри зоны оцепления по соседству с Тюремным парком в Ист-Бакингеме, где полиция ведет широкомасштабные поиски пропавшей женщины. Валери, вам слово.
Селеста наблюдала, как на экране вместо интерьера студии появилась картинка, снимаемая с вертолета, — слегка подрагивающий вид сверху Сидней-стрит и Тюремного парка, где количество копов было такое, что создавалось впечатление, будто район оккупирован целой полицейской армией. Она видела десятки маленьких фигурок, снующих по парку словно муравьи; на канале стояли полицейские катера. Она видела фигурки, похожие на муравьев и рассыпавшиеся в цепь, которая медленно продвигалась к роще, окружавшей заброшенный кинотеатр под открытым небом.
Дул сильный боковой ветер, вертолет качало, отчего объектив камеры подрагивал и в некоторые моменты Селеста могла видеть другой берег канала, Шаумутский бульвар, протянувшийся до технопарка.
— Мы сейчас показали вам зону в Ист-Бакингеме, куда полиция прибыла сегодня утром и сразу же начала широкомасштабные поиски пропавшей женщины, которые продолжаются до сих пор. По неподтвержденным данным, которыми располагает канал «Новости IV», эта женщина исчезла из автомобиля, в котором обнаружены следы преступления. Не знаю, Вирджиния, смогут ли наши телезрители рассмотреть их…
Камера, установленная на борту вертолета, сделала головокружительный разворот с технопарка на Шаумутском бульваре и поймала в фокус синюю машину с открытой дверцей, стоявшую на Сидней-стрит. Машина, окруженная полицейскими, выглядела сиротливой и жалкой.
— Да, — снова прозвучал голос репортера, — то, что мы сейчас видим, и есть, как мне было сказано, машина той самой пропавшей женщины. Полиция обнаружила машину утром, и немедленно начались поиски. И теперь, Вирджиния, никто не дает никаких сведений ни об имени пропавшей женщины, ни о причине, почему столь крупные полицейские силы — наверняка вы их видите на своих экранах — задействованы в розыске. Между тем, источники, близкие к каналу «Новости IV», подтвердили, что поиски сейчас будут сосредоточены вблизи экрана заброшенного кинотеатра, который, как вы наверняка знаете, нынешним летом служил сценой для местного театра. Но сегодня здесь, по всей вероятности, разыгрывается нешуточная драма. Такова жизнь. Вирджиния?
Селеста пыталась осмыслить только что услышанное. Она не понимала, известно ли полиции еще что-либо кроме того, о чем сообщили с телеэкрана; ведь фактически вертолет мог снизиться по соседству с их домом, а тогда — они могли разом углядеть все, что здесь происходило.
Телеведущая тоже выглядела смущенной, как будто она вещала в камеру на каком-то языке, которого сама не понимала. Она сказала:
— Мы будем регулярно информировать вас о случившемся… сообщать дальнейшие подробности, как только нам станет о них известно. А сейчас возобновляем передачи в соответствии с нашей программой.
Селеста несколько раз переключалась с канала на канал, но другие станции ничего не сообщали об этом событии, поэтому она вернулась на прежний канал, где сейчас продолжали транслировать игру в гольф, и убавила громкость.
В «Квартирах» человек объявлен в розыск. Машина, оставленная женщиной, обнаружена на Сидней-авеню. Но полиция не особенно рьяно выполняет эту массированную операцию — то, что операция массированная, она могла судить по тому, что видела на Сидней-авеню патрульные машины городской полиции и полиции штата, — но пока у них нет никаких улик или каких-то более веских данных и они продолжают поиски пропавшей женщины. Что-то обнаруженное ими в машине свидетельствует о том, что имело место преступление. А что сказала репортер?
Обнаружены следы преступления. Вот что она сказала.
Кровь, в этом она не сомневалась. Там должна была быть кровь. Улика. И она, опустив глаза, посмотрела на мешок, который все еще держала в руке, и подумала: «Дэйв».
Джимми стоял вплотную к желтой ленте, ограничивающей зону оцепления, и неподвижным взглядом смотрел на цепь полицейских, блокирующих доступ в нее, и на Шона, который поспешно шел через кусты вглубь парка, ни разу не оглянувшись назад.
— Мистер Маркус, — обратился к Джимми полицейский Джеффертс, — может быть, хотите кофе?
Взгляд полицейского был направлен прямо в лоб Джимми; в этом взгляде, а также в том, как коп, запустив большой палец правой руки за поясной ремень, чешет им живот, Джимми почувствовал жалость и даже некоторое пренебрежение к себе со стороны Джеффертса. Шон представил их друг другу, сказав Джимми, что инспектор Джеффертс хороший человек, и сказав Джеффертсу, что Джимми отец той самой женщины, которая — при этом Шон вздохнул — исчезла, бросив машину. Обеспечьте его всем, что потребуется, и передайте на руки миссис Тальбот, как только она появится. Джимми понял, что эта миссис Тальбот либо психолог в штате полиции, либо взбалмошная сотрудница ведомства социальной поддержки, охотящаяся за студентами, взявшими ссуду, и разъезжающая на машине, салон которой насквозь пропах гамбургерами.