— Он был вором, — твердым голосом объявила мать. — Ты этого не знаешь, ха… много же тебе дал твой аттестат? Он раньше был вором-домушником, этот гнусный тип. А его гены наверняка перешли к дочери. Хотя она и не была такой уж плохой. Считай, сынок, что тебе повезло.
Шон и Уити недоуменно переглянулись. Более жалкого и ничтожного существа, чем Эстер Харрис, Шону наверняка не доводилось видеть. Злости в ней было больше, чем у дьявола.
Брендан Харрис открыл было рот, собираясь возразить матери, но, не сказав ничего, снова закрыл его.
— У Кейти в сумке была брошюра о Лас-Вегасе, — сказал Уити. — Мы слышали, что она собиралась туда… с Бренданом.
— Мы… — Брендан опустил голову. — Да, мы собирались в Вегас. Мы собирались там пожениться. Сегодня. — Он поднял голову, и Шон увидел, как слезы обильным потоком полились из его красных глаз. Брендан вытер их тыльной стороной ладони, не дав пролиться на стол, и добавил: — Я хочу сказать, так мы запланировали.
— Так ты собирался бросить меня? — взвилась Эстер Харрис. — Смыться, не сказав ни единого слова?
— Ма, я…
— Точно, как твой папаша? Так? Бросить меня одну с твоим младшим братом, не сказав ни слова? И ты, Брендан, собирался так поступить со своей матерью?
— Миссис Харрис, — прервал ее Шон, — позвольте нам заняться делом, которое мы расследуем. У вас с Бренданом будет достаточно времени, чтобы объясниться.
Она посмотрела на Шона взглядом, который он бессчетное число раз подмечал у преступников, отсидевших срок, и у законченных психопатов. Это был взгляд, в котором ясно читалось, что он не заслуживает ее внимания, но если он будет продолжать вешать ей лапшу на уши, то она ответит ему так, что его физиономия надолго украсится синяками.
Она снова посмотрела на сына.
— Хороший подарок ты мне приготовил, а?
— Ма, послушай…
— Что, послушай? Что, послушай? Что плохого я тебе сделала? Ведь я растила тебя, кормила тебя, разве не я купила тебе на Рождество саксофон, на котором ты даже не научился играть? Он до сих пор пылится в чулане, Брендан…
— Ма…
— Нет, пойди и возьми его. Покажи этим мужчинам, как хорошо ты играешь. Иди, бери его.
Уити посмотрел на Шона взглядом полным недоумения — как реагировать на все то, что обрушила на них эта ненормальная.
— Миссис Харрис, — наконец сказал он, — я думаю, в этом нет необходимости.
Она зажгла очередную сигарету, спичка ходуном ходила в ее пальцах, трясущихся от злобы.
— А я-то все время кормила его, — запричитала она, — одевала его. Растила его.
— Да, мэм, — сказал Уити.
В этот самый момент входная дверь распахнулась, и в квартиру вошли два мальчика со скейтбордами в руках. Обоим было лет по двенадцать, от силы — тринадцать; один из них как две капли воды был похож на Брендана — у него был такой же добрый взгляд и черные волосы, но во взгляде было что-то и от матери — его глаза, ни на чем не останавливаясь, торопливо перескакивали с предмета на предмет.
— Привет, — сказал второй мальчик, входя в кухню. Подобно брату Брендана, он выглядел маленьким для своих лет; к тому же судьба наградила его отталкивающей внешностью — лицо было длинным и в то же время каким-то запавшим — старческая физиономия на теле ребенка; его глаза недоверчиво взирали на мир из-под белесых, свисающих прядями волос.
Брендан Харрис приветственно поднял руку.
— Привет, Джонни. Это сержант Пауэрс и инспектор Девайн, это мой брат Рей и его друг Джонни О'Шиа.
— Привет, мальчики, — поздоровался Уити.
— Привет, Джонни, — сказал Шон.
Рей кивнул им.
— Он не говорит, — пояснила мать. — Его папаша не замолкал ни на минуту, а вот сын не говорит. Да, черт возьми, до чего же все-таки странная эта жизнь.
Рей, глядя на Брендана, показал ему что-то руками и пальцами, на что Брендан ответил:
— Да, они здесь по поводу Кейти.
— Мы хотели покататься по парку, — сказал Джонни О'Шиа, — но туда не пускают.
— Парк откроют завтра, — успокоил ребят Уити.
— Завтра вроде будет дождь, — сказал мальчик, сделав такое лицо, как будто они были виноваты в том, что он не мог покататься на своей доске в одиннадцать часов вечера, когда школьникам давно пора уходить с улицы; Шона всегда удивляли родители, которые позволяли своим детям так наплевательски относиться к столь важным вещам.
Уити снова внимательно посмотрел на Брендана.
— Как по-твоему, у нее были враги? Кто-нибудь, кроме Бобби О'Доннелла, с кем у нее могли быть неприязненные отношения?
Брендан покачал головой.
— Нет, сэр, она была прекрасной. Она была просто прекрасным, да, прекрасным человеком. Все ее любили. Я не знаю, что еще сказать вам.
— А мы можем сейчас уйти отсюда? — спросил мальчишка О'Шиа.
Уити посмотрел на него, удивленно приподняв бровь:
— А вас что, кто-нибудь здесь держит?
Джонни О'Шиа и Рей Харрис вышли из кухни.
Было слышно, как они с грохотом бросили свои скейтборды на пол в гостиной, а затем снова пошли в комнату Рея и Брендана, сопровождая свое перемещение по квартире шумом, обычным для мальчишек их возраста.
Уити вновь обратился к Брендану:
— Где ты был между половиной второго и тремя часами ночи?
— Спал.
Уити посмотрел на мать.
— Вы можете это подтвердить?
Она пожала плечами.
— Как я могу подтвердить, что он не смылся из комнаты через окно, спустившись вниз по пожарной лестнице. Я могу подтвердить, что он вошел в свою комнату в десять часов, а потом я увидела его утром, в девять часов.
Уити заерзал на стуле.
— Ладно, Брендан. Мы проверим твои показания на полиграфе. Ты же понимаешь, мы должны это сделать?
— Вы меня арестовываете?
— Нет. Только хотим проверить тебя на полиграфе.
Брендан пожал плечами.
— Раз это надо, пожалуйста.
— И вот тебе моя визитка.
Брендан посмотрел на визитку. Не отводя глаз от листочка, который держал в руках, он вдруг произнес:
— Я так сильно любил ее. Я… у меня никогда уже не будет такого чувства. Я знаю, такое ведь не повторяется, верно?
Он посмотрел на Уити и Шона. Глаза его были сухими, но в них была такая боль, что Шону захотелось поскорее отвернуться.
— Такое повторяется… в большинстве случаев, — сказал Уити.
Около часу ночи они привезли Брендана домой, после того как парень легко выдержал четырехкратную проверку на полиграфе. Затем Уити подвез Шона домой, прощаясь, велел ему поскорее ложиться спать, поскольку завтра они должны быть на ногах рано утром. Шон вошел в свою пустую квартиру, и сразу тишина, царившая в ней, зазвенела в его ушах; он чувствовал, как кровь, загустевшая от кофеина, и тяжесть в желудке после еды на ходу давят на позвоночник. Он открыл холодильник, достал банку пива и, присев к столу, стал пить. Вечерний шум и мелькание городских огней, казалось, бушевали внутри его черепной коробки, невольно порождая мысль, а не слишком ли он стар для подобной работы, если ощущает себя разбитым, сталкиваясь с чьей-то смертью и общаясь с тупоголовыми преступниками, — а потом не может освободиться от чувства, что, делая все это, он словно окунается в грязь, которую невозможно смыть.