— Попытаюсь, — с некоторым нажимом сказала Энджи.
— Давно здесь живете?
— Идем, Уолтер, — позвала женщина.
— Уже шесть месяцев.
— Идем же, Уолтер! — повторила женщина.
Уолтер в последний раз взглянул в глаза Энджи и пошел.
Когда дверь за ними закрылась, я съязвил:
— К ноге, Уолтер. Катись отсюда, Уолтер.
— Бедный Уолтер, — сказала Энджи у кнопок лифта.
— Бедный Уолтер. Брось. А кстати, с большим придыханием ты говорить не могла?
— Придыханием?
— «Уже шхесть месяцев», — повторил я, подражая, насколько мог, манере Мэрилин Монро.
— Я не сказала «шхесть», я сказала «шесть», и ни с каким придыханием я не говорила!
— Не говорила так не говорила, Норма Джин!
Она пихнула меня локтем, дверцы лифта открылись, и мы поехали на двенадцатый этаж.
У двери Джея Энджи сказала:
— Подарок Буббы при тебе?
Подарком Буббы был декодер сигнала тревоги. Он подарил мне его на прошлое Рождество, но я еще не имел случая опробовать его на деле. Декодер улавливал звуковой сигнал и снимал его за считанные секунды. Как только на крохотном экране декодера загорался красный свет, достаточно было направить декодер в сторону сигнального устройства и нажать кнопку в центре — и вой сигнала тут же прекращался.
Во всяком случае, так должно было быть теоретически.
Мне и раньше случалось пользоваться оборудованием, которым снабжал меня Бубба, и обычно оно оказывалось прекрасным, если только он не называл это «заготовкой». Последнее на его языке означало, что устройство либо имеет некоторые недостатки, либо еще не проверено в действии. Передавая мне декодер, он заготовкой его не назвал, но все же оценить устройство я мог лишь в квартире Джея.
Из предыдущих моих посещений я знал, что у Джея тоже есть сигнализация, связанная непосредственно с фирмой секьюрити «Портер и Ларусс» в центре города. После того, как прозвучал сигнал тревоги, в вашем распоряжении оставалось тридцать секунд на то, чтобы позвонить в фирму и сказать пароль, иначе прибывали стражи правопорядка.
По пути, когда я упомянул об этом Энджи, она сказала:
— Это моя забота. Доверься мне.
Инструментами из своего набора она открыла два замка, пока я осматривал холл, после чего дверь открылась, и мы вошли в квартиру. Я прикрыл за собой дверь, и тут сработала сигнализация. Звук был лишь немногим громче сирены воздушной тревоги. Я поднес декодер к мигающей коробочке над кухонной дверью и нажал на черную кнопку в центре. Потом я стал ждать: «Раз-Миссисипи, два-Миссисипи, три-Миссисипи, ну давай же, давай, давай…» Бубба был на волосок от того, чтобы задержаться в тюрьме подольше, но тут на экранчике зажегся красный огонек, я вторично нажал черную кнопку, и сирена вырубилась.
Я взглянул на маленькую коробочку в своей руке.
— Bay! — сказал я.
Энджи подошла к телефону в гостиной, нажала кнопку быстрого набора и, секунду выждав, сказала: «Шривпорт».
Я поспешил в гостиную.
— И вам тоже спокойной ночи, — проговорила она и повесила трубку.
— Шривпорт? — удивился я.
— Там Джей родился.
— Знаю. А ты-то откуда знаешь?
Пожав плечами, она обвела глазами гостиную:
— Должно быть, слышала когда-нибудь за столом или что-нибудь в этом роде.
— А откуда ты узнала, что это и есть пароль?
Она опять легонько пожала плечами.
— Тоже за столом узнала? — сказал я.
— М-м… — Она прошла мимо меня и устремилась в спальню.
Гостиная была безукоризненна — кожаный черный диван в форме буквы «L» занимал треть комнаты, перед ним стоял кофейный столик, тоже черный, дымчатого стекла. На нем лежали стопкой три номера «CQ» и четыре пульта управления, один для пятидесятидюймового широкоэкранного телевизора, второй для кассетного видеомагнитофона, третий для лазерного проигрывателя, четвертый для стереосистемы.
— Джею осталось, — сказал я, — приобрести универсальный пульт управления громкими воплями.
В шкафу стояло несколько технических справочников, кое-что из романов Ле Карре и несколько произведений сюрреалистов, которых Джей так любил, — Борхеса, Гарсиа Маркеса, Варгаса Льосы и Кортасара.
Я бегло осмотрел книги и диванные подушки, ничего не нашел и отправился в спальню.
Хороший частный детектив — непременно минималист. Он слишком хорошо знает, чем может грозить случайный клочок бумаги с записями или припрятанный дневник, так что вряд ли он будет барахольщиком. Сколько раз приходилось мне слышать, что моя квартира напоминает не дом, а номер в отеле. И обиталище Джея, куда более шикарное, чем мое, все же несло на себе явную печать безличности.
Я стоял в дверях спальни, в то время как Энджи ворошила матрасы старинной кровати-ладьи, приподнимала ковер перед комодом орехового дерева. Гостиная была сугубо современной, выдержанной в черно-белых тонах с кобальтово-синими постмодернистскими картинами на стенах, спальня же, как казалось, следовала более естественной моде — светлый паркет, поблескивающий в лучах псевдостаринной люстры, кровать под пестрым покрывалом ручной работы, письменный столик в углу, перекликающийся с ореховым комодом и бюро.
Когда Энджи передвинулась к письменному столу, я сказал:
— Так где же было это ваше с Джеем «за столом»?
— Я переспала с ним, Патрик. Ясно? Если тебя интересуют подробности.
— Когда?
Она пожала плечами, а я подошел к столу и встал за ее спиной.
— Прошлой весной или летом. Что-то в этом роде. Точно не помню.
Я открыл ящик, в то время как она выдвинула ящик напротив.
— В один из твоих «оголтелых денечков»? — спросил я.
Она улыбнулась:
— Ага.
«Оголтелыми денечками» Энджи называла дни свиданий в период, последовавший за ее разводом с Филом, — период скоропалительных романов и кратковременных связей, не предполагавших никаких обязательств или привязанностей и легкомысленных настолько, насколько может быть легкомысленным отношение к сексу теперь, после открытия СПИДа. Период этот наскучил ей даже быстрее, чем подобное наскучило мне, и длился он у нее месяцев шесть, в то время как у меня это растянулось лет на девять.
— Ну и как ты его находишь?
Она нахмурилась, обнаружив что-то в ящике.
— Вполне на уровне. Но привык стонать. Терпеть не могу парней, которые громко стонут.
— Я тоже их терпеть не могу, — сказал я.
Она рассмеялась:
— Ну, нашел чего-нибудь?