— Деньги? — сказала Энджи.
Дезире кивнула:
— В мусорном пакете под слоем льда в машине на пятом этаже, как раз возле его номера.
— Ловко! — воскликнул я.
— Только достать нелегко, — сказала Дезире. — Надо ворошить лед, а руки плохо пролезают в дверцу машины. Прайс и застукал меня за этим занятием, когда вернулся от своих друзей.
— Один вернулся?
Она покачала головой:
— С ним была девица. По виду проститутка. Я и раньше уже видела их вместе.
— Девушка одного с вами роста, сложения и с таким же цветом волос? — спросил я.
Она кивнула:
— Она была на дюйм-два ниже, но заметно это было, если только нам встать рядом. По-моему, она была кубинкой и лицом, конечно, совершенно не похожа на меня. Но…
Она пожала плечами.
— Продолжайте, — сказала Энджи.
— Они втащили меня в номер. Прайс, видно, чем-то накачался. Он был как безумный, совершенно не в себе. — Она повернулась на своем стуле лицом к заливу, ее голос опять снизился до шепота. — Делали со мной всякое…
— Оба?
— А вы как думаете? — сказала она, не отрывая взгляда от залива. Голос ее был прерывистым, хриплым. — Потом женщина надела мою одежду. Для смеха, наверное? Меня закутали в банный халат и отвезли на Колледж-Хилл. Знаете этот район?
Мы покачали головами.
— Для Тампы это вроде как местный Южный Бронкс. Они сорвали с меня халат, вытолкнули из машины и с хохотом укатили. — На секунду она потянула к губам трясущуюся руку. — Я… Мне удалось выбраться оттуда. Я стащила с бельевой веревки какую-то одежду, проголосовала, попросив довезти меня до «Амбассадора», подъехала, а там уже было полно полиции, а в номере Прайса лежало тело, а рядом фуфайка, которую дал мне Джей.
— Зачем Прайс убил ее? — спросил я.
Она пожала плечами, покрасневшие глаза ее опять стали мокрыми.
— Думаю, потому, что ее заинтересовало, что это я там искала в машине для льда. Сообразить было нетрудно, а Прайс ей не доверял. Не знаю, конечно. Он был больной человек.
— Почему вы не связались с Джеем? — спросил я.
— Он исчез. Вслед за Прайсом. Я сидела на берегу в хижине, которую мы сняли, и ждала его, но его не было, а потом мне стало известно, что он в тюрьме, и тут-то я предала его!
Она стиснула челюсти, и слезы так и хлынули, струясь по ее щекам.
— Предали его? — удивился я. — Каким же это образом?
— Не пришла к нему в тюрьму. Господи, я подумала, что меня могли видеть с Прайсом, возможно, даже в обществе погибшей, так хорошую ли службу сослужит Джею мой визит к нему в тюрьму? Единственным результатом будет то, что еще я впутаюсь в это дело. Я растерялась, день-два ничего не соображала. А потом подумала: к черту, надо вызволять его оттуда, спрошу у него, где он держит деньги, и по почте пошлю поручительство.
— И что же?
— Но к тому времени он уже уехал с вами. А когда я вас нагнала… — Она вытащила из сумочки пачку «Данхилла», с помощью узкой золотой зажигалки закурила, сильно затягиваясь и откидывая голову, когда выпускала дым вверх, к небу. — Когда я вас нагнала, Джей, и мистер Кушинг, и Грэм Клифтон уже были мертвы, и мне не оставалось ничего, кроме как стоять в сторонке и наблюдать. — Она горестно покачала головой. — Как последняя идиотка поступила…
— Даже если бы нагнали нас вовремя, — сказала Энджи, — все равно вы не смогли бы ничего изменить.
— Как знать? А теперь уж и не узнаешь, ведь правда? — И Дезире грустно улыбнулась.
Энджи ответила ей такой же грустной улыбкой:
— Да. Правда. Не узнаешь.
* * *
Ей было некуда идти, и денег у нее тоже не было. Куда делись два миллиона, что с ними сделал Прайс после того, как, убив ту женщину, бежал из «Амбассадора», навеки осталось его тайной, которую он унес с собой в могилу.
Допрос наш, судя по всему, утомил Дезире, и Энджи предложила ей на ночь свой номер.
Дезире сказала: «Мне только вздремнуть немножко, и я приду в себя», — но когда пять минут спустя мы заглянули в номер Энджи, Дезире одетая лежала ничком на животе прямо поверх покрывала и спала крепчайшим сном.
Мы вернулись ко мне в номер, закрыли дверь Дезире, и тут раздался телефонный звонок. Это был Девин.
— Тебе еще нужна фамилия убитой девушки?
— Да.
— Илиана Кармен Риос. Работница. Последний зарегистрированный адрес — 17 стрит, № 112 Нортист, Сент-Питерсбург.
— Задержания были? — спросил я.
— Раз десять привлекалась за проституцию. Положительной стороной происшедшего можно считать то, что теперь тюрьма в ближайшее время ей не грозит.
* * *
— Не знаю, — сказала Энджи, когда мы с ней стояли в ванной, запустив душ. Если номер прослушивался, нам опять надо было проявлять осторожность.
— Чего ты не знаешь? — спросил я в облаках поднимавшегося от ванны пара.
— Это я про нее. По-моему, все, что она рассказывает, сильно смахивает на вымысел, тебе так не кажется?
Я кивнул:
— Как и все, что мы слышим в этом деле от других.
— Это-то и беспокоит меня. История за историей, пласт за пластом, и все они с самого начала, как только стало раскручиваться это дело, выдуманы полностью или частично. И зачем ей понадобились мы?
— Для защиты.
Она вздохнула:
— Не знаю. Ты ей веришь?
— Нет.
— А почему?
— Потому что я не верю никому, кроме тебя.
— Послушай, ты украл мои слова, которые я хотела сказать тебе.
— Ага. — Я улыбнулся. — Прости.
Она махнула рукой:
— Валяй. Пользуйся. Все мое — это твое.
— Серьезно?
— Ага, — сказала она и повернулась ко мне лицом. — Серьезно, — тихо повторила она.
— Взаимно, — сказал я.
На мгновенье ее рука скрылась в облаке пара, а потом я почувствовал, как она обвила мою шею.
— Как твое плечо? — спросила Энджи.
— Чувствуется. И бок тоже.
— Я буду помнить об этом, — сказала она. И, припав на колено, задрала мою рубашку. Когда она целовала кожу вокруг моих бинтов, язык ее подрагивал, как от тока.
Нагнувшись, я обхватил ее за талию здоровой рукой. Я приподнял ее, усадил на раковину и стал целовать; ее ноги обвились вокруг меня, а сандалии со стуком упали на пол. Последние месяцы я не просто желал ее, желал ощутить ее губы, ее язык, ее вкус — я желал ее до головокружения, изнемогая от желания.