Заметив это, Джерри улыбнулся.
— Ты, Патрик, не похож на своего отца.
— Благодарю за комплимент.
Его лицо осенила ласковая улыбка.
— Однако внешне — очень даже. Вылитый отец. Знай это.
Я пожал плечами.
Джерри повернул свои руки и стал молча смотреть на запястья.
— А все-таки кровь странная вещь.
— Что вы имеете в виду?
— Она проникает в женскую матку и рождает жизнь. Может быть полностью идентична родительской или совершенно отличной от нее — настолько, что отец начинает подозревать, действительно ли почтальон доставлял в его дом только почту. Ты получил в наследство кровь своего отца, я — своего, Алек Хардимен — своего.
— А его отец был?..
— Хороший человек. — Джерри кивнул больше самому себе, чем мне, и в очередной раз отпил из стакана. — Хороший, по-настоящему хороший человек. Добродетельный. Порядочный. И к тому же такой аккуратист! Если не знать, никогда не скажешь, что он коп! Примешь его за министра или банкира. Он все делал безупречно: одевался, говорил и… все остальное. У него был простой белый дом в Мелроуз, построенный еще до борьбы за независимость, и чудная, добрая жена, которая подарила ему прекрасного сына с белокурыми волосами. Одним словом, это был человек, с которым можно было разделить все, даже обед на сиденье его машины.
Я отпил немного пива, отметив, что второй телевизор, тоже пощеголяв государственным флагом, уже показывал голубой экран, а из автомата слышался «Берег Малабара» в исполнении группы «Чифтейнз».
— Итак, идеальный парень, у которого была идеальная жизнь. Идеальная жена, идеальный автомобиль, идеальный дом, идеальный сын. — Джерри стал разглядывать ноготь своего большого пальца. Затем он взглянул на меня, и его ласковый взгляд чуть встрепенулся, будто он слишком долго смотрел на солнце, а теперь, вернувшись в реальность, вынужден заново воспринимать ее очертания и цвета. — Затем Алек, не знаю, что случилось, одним словом, что-то нашло на него. Вот именно… нашло. Ни один психиатр не мог объяснить, в чем дело. Бывали дни, когда он был совершенно нормален, но в другие… — Джерри поднял руки вверх. — В другие… я просто не знаю.
— Это он убил Кола Моррисона?
— Мы не знаем, — сказал он, и голос его заглох. Не знаю, по какой причине, но Джерри был не в состоянии смотреть на меня. Его лицо покраснело, а вены на шее вздулись, как канаты. Он уставился в пол, скребя каблуком стенку холодильника.
— Этого мы не знаем, — снова сказал он.
— Джерри, — сказал я, — позвольте мне вникнуть. Последнее, что мне известно, это: Кол Моррисон был зарезан в Блэйк Ярд каким-то бродягой.
— Темнокожим, — уточнил он, и ласковая улыбка вновь появилась на его губах. — Об этом много судачили в свое время, правда?
Я кивнул.
— Не можешь найти виновного, обвини изгоя. Верно?
Я пожал плечами.
— Дело, конечно, давнее.
— Ладно, он не был зарезан. Эту версию мы просто подкинули журналистам. Он был распят. И сделал это не темнокожий парень. Мы нашли в одежде Кола Моррисона различного цвета волосы — рыжие, светлые, каштановые, но ни одного черного. И еще одно: Алека Хардимена и его друга Чарльза Рагглстоуна в этот вечер видели в нашей округе, вообще на нас свалилось несколько убийств, так что, пока никого не поймали, мы не возражали, чтобы история о темнокожем на какое-то время успокоила общественность. К тому же в то время сюда забредало не так много темнокожих, поэтому мы просто-напросто получили надежное прикрытие для небольшой передышки.
— Джерри, — спросил я, — а что за другие убийства?
Но в эту минуту дверь бара отворилась, ударившись при этом тяжелым деревом о кирпичный фасад, и мы с Джерри уставились на молодого человека с торчащими сосульками волосами, кольцом в носу, одетого в модно дырявую майку навыпуск поверх модно порезанных джинсов.
— Закрыто, — коротко сказал Джерри.
— Одну маленькую стопочку для согрева желудка в одинокую ночь, — сказал парень на ужасно исковерканном ирландском диалекте.
Джерри поднялся с холодильника и прошелся по бару.
— Послушай, сынок, ты хоть знаешь, где находишься?
Мускулы Пэттона под моей рукой напряглись, он поднял голову, чтобы разглядеть пришедшего. Парень сделал шаг вперед.
— Всего лишь махонькую рюмашку виски. — Он хихикнул себе в руку, прищурился, глядя на свет, что касается его лица, то оно было одутловатым то ли от пьянства, то ли от чего другого.
— Тебе нужно заведение на Кенмор-сквер, — сказал Джерри, сделав жест в сторону двери.
— Не нужен мне Кенмор-сквер, — сказал парень. Он слегка покачивался из стороны в сторону, ощупывая при этом свой пояс, видимо, в поисках сигарет.
— Сынок, — сказал Джерри, — по-моему, тебе пора отчалить.
Джерри положил руку на плечо парня, и тот в какой-то момент был готов сбросить ее, но, посмотрев на меня, затем на Пэттона и наконец на Джерри, видимо, передумал. Поведение хозяина было мягким и доброжелательным, да и ростом он был сантиметров на двадцать пониже, но даже этот выпивший юнец сообразил, что ситуация может резко измениться, если он сделает резкое движение.
— Мне бы только выпить, — лепетал он.
— Знаю, — сказал Джерри. — Но не могу тебе дать. У тебя есть деньги на такси? Где ты живешь?
— Мне бы только выпить, — повторил парень. Он посмотрел на меня, и слезы хлынули по его щекам, увлажнив сигарету, бессильно свисающую из его губ. — Я только…
— Где ты живешь? — снова спросил Джерри.
— А? Лоуэр Миллз. — Парень хлюпнул носом.
— Хочешь сказать, что пришел пешком из Лоуэр Миллз в таком виде, и никакая кондрашка тебя не хватила? — улыбнулся Джерри. — Видимо, за десять лет это место сильно изменилось.
— Лоуэр Миллз, — всхлипнул юноша.
— Сынок, — сказал Джерри, — ш-ш-ш. Все в порядке. Все хорошо. Сейчас ты выйдешь за дверь, пойдешь вправо, через полквартала увидишь такси. Водителя зовут Ачал, он дежурит до трех ночи. Попросишь его отвезти тебя в Лоуэр Миллз.
— У меня нет денег.
Джерри похлопал юношу по бедру, а когда убрал руку, за поясом у парня торчала десятидолларовая купюра.
— Похоже, у тебя все-таки была заначка, о которой ты забыл.
Парень с удивлением взглянул на свой пояс.
— Мои?
— Ну, не мои же! А теперь шагай к такси. Идет?
— Идет. — Юноша шмыгнул носом и в сопровождении Джерри направился к выходу, но вдруг резко обернулся и, схватив Джерри в охапку, крепко сжал его в объятиях.
Джерри усмехнулся.
— Ну, все, все.
— Я люблю тебя, мужик! — сказал парень. — Люблю!