Джек смотрел на меня вызывающим взглядом, а я чувствовал, как во мне закипает кровь, хотя рядом все еще слышалось шипение Кевина сквозь стиснутые зубы от боли. Наши с Буббой взгляды встретились, и я увидел в его глазах блеск, который вдохновил меня.
Я почувствовал себя всемогущим.
Не спуская глаз с Джека, я вытащил пистолет и всадил рукоятку в стиснутые зубы Кевина.
Крик, вырвавшийся из него, выражал недоверие и внезапный, истинный страх.
Не сводя глаз с Джека, я схватил другой рукой волосы Кевина, жирные и скользкие, и, приставив ствол пистолета к его виску, оттянул курок.
— Если у тебя есть хоть какое-то чувство к нему, колись, Джек.
Джек посмотрел на Кевина, и я видел, что он страдает. Меня вновь удивило, что между двумя людьми, которые так мало знают о любви, могут существовать какие-то узы.
Рот Джека открылся, и он за одно мгновение сильно постарел.
— У тебя пять секунд, Джек. Один, два, три…
Кевин застонал, и его сломанные зубы под давлением проволоки затрещали.
— Четыре.
— Твой отец, — тихо начал Джек, — сжег Рагглстоуна с ног до головы за четыре часа.
— Знаю. Кто еще был там?
Его рот вновь широко открылся, и он посмотрел на Кевина.
— Кто еще, Джек? Не то начну считать по новой. С цифры «четыре».
— Все мы. Тимпсон. Мать Кевина. Дидра Райдер. Бернс. Климстич. И я.
— Что произошло?
— Мы нашли Хардимена и Рагглстоуна, спрятавшихся на том складе. Мы всю ночь искали фургон, а наутро нашли его совсем близко, в нашей округе. — Джек облизнул верхнюю губу бледным, почти белым языком. — Твоему отцу пришла идея привязать Хардимена к стулу и заставить его смотреть, как мы расправляемся с Рагглстоуном. Сначала мы собирались всыпать ему хорошенько, каждый по несколько хороших тумаков, затем поработать над Хардименом, после чего вызвать полицию.
— Что же вам помешало?
— Не знаю. С нами там что-то случилось. Твой отец нашел холодильник, спрятанный под досками пола. А в нем был ящик. Там лежали части человеческих тел. — Он взглянул на меня диким взглядом. — Части тел. Детей. Взрослых тоже, но, Господи, там была детская ступня, Кензи. Все еще в маленьком красном кеде в синий горошек. О, Господи! Мы увидели это и потеряли голову. Тогда твой отец и принес бензин. А мы взяли в руки короткие ножи и бритвы.
Я замахал рукой, показывая, что не желаю больше выслушивать подробности о добропорядочных горожанах из ОАЭЭ и их зверском убийстве Чарльза Рагглстоуна.
— Кто сейчас убивает для Хардимена?
Джек, казалось, смутился.
— Как там его имя… Аруйо. Его же прошлой ночью убила твоя напарница, верно?
— У Аруйо был напарник. Ты его знаешь, Джек?
— Нет, — сказал он. — Не знаю. Кензи, мы совершили ошибку, оставив Хардимена в живых, но…
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему вы оставили его в живых?
— Потому что это был наш единственный шанс после того, как нас прищучил Д. Таково было его условие.
— «Д»? О ком ты говоришь, черт побери?
Джек вздохнул.
— Мы попали в ловушку, Патрик. Ведь мы стояли вокруг Рагглстоуна, глядя на его тело, объятое пламенем, и вся наша одежда была в крови.
— Кто поймал вас?
— Д. Я же сказал.
— Кто он такой, этот «Д», Джек?
Он ухмыльнулся.
— Джерри Глинн, Кензи.
Я почувствовал внезапное головокружение, будто вновь попробовал затянуться сигаретой.
— И он не арестовал вас? — спросил я Джека.
Джек слегка кивнул.
— Он сказал, это можно понять. По его словам, большинство людей поступило бы так же.
— Джерри сказал такое?
— А о ком я тут, на хрен, распинаюсь? Да. Джерри. Он дал понять каждому из нас, что теперь мы перед ним в долгу, после чего распустил нас по домам и арестовал Алека Хардимена.
— Как это понимать — в долгу?
— Так и понимай. До конца жизни мы должны были оказывать ему услуги. Твой отец потянул за нужные нити и раздобыл ему помещение под бар с лицензией. Я подсказал ему выгодные вложения. Другие постарались в иных областях. Нам запретили это обсуждать, поэтому не знаю, кто и чем еще ему услужил.
— Вам запретили разговаривать друг с другом? Кто, Джерри?
— Конечно, он. — Джек смотрел на меня, и вены на его шее напряглись и стали выпукло-синими. — Ты ведь не представляешь, с кем имеешь дело в лице Джерри, ведь так? О, Господи. — Он громко засмеялся. — Святая простота! Купился на этот спектакль под названием «Хороший Полицейский», да? Кензи, — сказал он, петля натянулась, — Джерри Глинн — не человек, он монстр. По сравнению с ним, я — святой. — Он вновь засмеялся, и в этом смехе было что-то хриплое, страшное. — Думаешь, такси, что он держит у входа, всегда везет людей, куда им надо?
Я вспомнил ту ночь в баре, пьяного подростка, которого Джерри послал к такси, дав ему десять баксов. Добрался ли он домой? И кто был таксистом? Эвандро?
Отняв пистолет от головы Кевина, я увидел приближающихся Буббу с Филом и посмотрел на них.
— Вы, ребята, знали об этом?
Фил покачал головой.
Бубба сказал:
— Я знал, что Джерри парень скрытный, что он приторговывал травкой и держал девочек, но это все.
— Он одурачил всех вас, бойскауты недоношенные, — сказал Джек. — Всех до одного. Господи.
— Конкретнее, — сказал я. — Конкретнее, Джек.
Он улыбнулся нам, и его глаза оживились.
— Джерри Глинн — один из самых подлых негодяев, когда-либо промышлявших в нашей округе. У него умер сын. Вы знали об этом?
— У него был сын? — спросил я.
— Да, бля, был у него сын. Брендон. Умер в шестьдесят пятом. Какое-то там кровоизлияние в ствол мозга. Парнишке было четыре года, играл во дворе с женой Джерри и вдруг схватился за голову да и рухнул замертво. После этого Джерри сломался. Он убил свою жену.
— Чушь, — сказал Бубба. — Он же был полицейский.
— Ну и что? Джерри вбил себе в голову, что это ее вина. Что ей было наплевать на него, и бог наказал ее тем, что убил их ребенка. Он забил ее до смерти, ложно обвинив в этом другого. Затем этот другой был избит до смерти в тюрьме Дэдхем спустя неделю после ареста. Дело закрыли.
— Интересно, как Джерри смог добраться до человека в закрытой камере?
— Когда-то Джерри работал полицейским в Дэдхеме. Это было в старые времена, когда полицейским разрешали работать на двух работах в одной системе. Так вот, был свидетель, констебль, который вроде прознал, что это дело рук Джерри. Через неделю после своего освобождения Джерри убил этого парня в Сколлэй Сквер.