— Я не про себя спрашиваю. Я про тех солдат.
— Если следовать твоей логике, поведение их объясняется влиянием войны.
— А ты так не считаешь?
— Не считаю.
— Почему? — Она медленно обернулась к нему.
— Твой аргумент сводится к тому, что именно война вынудила этих людей идти наперекор собственной природе.
— Да.
— А может, все как раз наоборот. — Нэш усмехнулся. — Может, это война помогла им высвободить то, что таилось внутри, узнать свою истинную сущность. Возможно, общество, а не война, заставляет человека идти наперекор собственной природе.
Пьетра отворила дверь и вышла. Он проводил ее взглядом. Затем сел в фургон и отправился к следующему пункту своего назначения.
Через полчаса он припарковался на узкой улочке между двумя домами, судя по всему, пустующими. Не хотел, чтобы его машину видели на стоянке.
Наклеил фальшивые усы, натянул на голову бейсболку. Прошел три квартала по направлению к большому кирпичному зданию. Оно тоже выглядело пустующим. Главная входная дверь — Нэш был в этом уверен — заперта. Но боковая дверца поддалась легко. Он распахнул ее и стал сбегать вниз по ступеням.
Коридор украшали плоды детского творчества, в основном рисунки. На доске объявлений размещались школьные сочинения. Нэш остановился и прочел несколько. Писали третьеклассники, и речь шла в основном о них самих. Вот как теперь обучают ребятишек. Думают только о себе: все «я» да «я»: ты потрясающий, ты уникальный и необыкновенный, и здесь все такие, обычных детей просто не бывает. Но если вдуматься, тогда получается, что все они самые обыкновенные.
Он вошел в класс на нижнем этаже. Джо Льюистон, скрестив ноги, сидел на полу. В руках какие-то бумаги, в глазах слезы. Нэш вошел, и он поднял голову.
— Ничего не помогает, — горестно вздохнул Льюистон. — Она до сих пор посылает мне сообщения по электронной почте.
Мьюз допрашивала дочь Марианны Гиллеспи очень осторожно и тактично, но Ясмин ничего не знала.
Нет, она не виделась с матерью. Она даже не знала, что та в городе.
— Я думала, она уехала в Лос-Анджелес, — заявила Ясмин.
— Это она тебе так сказала? — спросила Мьюз.
— Да. — Потом Ясмин спохватилась и добавила: — Она прислала мне имейл.
Мьюз вспомнила: Гай Новак говорил то же самое.
— А у тебя сохранилось это послание?
— Можно посмотреть. Скажите, с Марианной все в порядке?
— Ты называешь маму по имени?
Ясмин пожала плечами.
— Не больно-то хочет она быть моей мамой. Ну и я решила, к чему ей лишний раз напоминать? Так что называю ее Марианной.
«Как быстро они взрослеют», — подумала Мьюз.
И спросила опять:
— Так у тебя сохранилось это послание?
— Наверное. Можно посмотреть в компьютере.
— А распечатаешь? Мне нужна копия.
Ясмин нахмурилась.
— Но вы так и не объяснили, в чем дело. — Прозвучало это как утверждение, не вопрос.
— Ничего такого, о чем бы стоило беспокоиться.
— Понимаю. Не хотите пугать маленького ребенка. А если бы представить, что это ваша мать, а сами вы — моего возраста, вы бы хотели знать?
— Тут не поспоришь. Но мы сами еще ничего толком не знаем. Скоро вернется твой папа. А я пока хотела бы взглянуть на это сообщение.
Ясмин отправилась наверх. Ее подружка осталась в комнате. При других обстоятельствах Мьюз предпочла бы допрашивать Ясмин наедине, но она видела: подружка действует на девочку успокаивающе.
— Как твое имя, милая? — спросила Мьюз.
— Джил Бай.
— Скажи Джил, ты когда-нибудь видела маму Ясмин?
— Ну, пару раз, наверное.
— Тебя что-то тревожит, да?
Джил скривила губы.
— А вы как думаете? Женщина полицейский задает вопросы о матери моей подруги. Стоит мне беспокоиться или нет?
Дети есть дети.
Ясмин сбежала вниз по ступенькам с листом бумаги в руке.
— Вот.
Привет! Уезжаю в Лос-Анджелес на несколько недель. Свяжусь по возвращении.
Это все объясняло. А она еще удивлялась, почему никто не сообщил об исчезновении Джейн Доу. Все просто. Жила во Флориде совершенно одна. Учитывая ее безалаберный образ жизни, могли пройти месяцы, если не больше, прежде чем кто-то после получения этого имейла хватился бы ее или подумал, что с ней что-то случилось.
— Это поможет? — спросила Ясмин.
— Да, большое тебе спасибо.
Глаза Ясмин наполнились слезами.
— Все-таки она моя мамочка, сами понимаете.
— Понимаю.
— И она любит меня. — Ясмин вдруг заплакала. Мьюз шагнула к ней, но девочка приподняла руку, словно предупреждая, что трогать ее сейчас не надо. — Просто она не знает, что это такое — быть мамой. Она старается. Но получается у нее не очень.
— Все нормально. Я ее не осуждаю.
— Тогда скажите мне, что произошло. Пожалуйста!
— Не могу, — ответила Мьюз.
— Но это что-то плохое, верно? Хотя бы это можете сказать. Что-то страшное, да?
Мьюз хотелось быть честной с этой девочкой, но говорить теперь не время и не место.
— Твой папа скоро вернется. А мне нужно работать дальше.
— Успокойся, — сказал Нэш.
Джо Льюистон одним гибким движением распрямил ноги и поднялся с пола.
«Наверное, учителя, — решил Нэш, — привыкли к таким ловким движениям».
— Извини. Я не должен был впутывать тебя во все это.
— Ты правильно сделал, что позвонил.
Нэш смотрел на своего бывшего шурина. «Бывшего» — не совсем точно сказано, потому что приставка «экс» подразумевает развод. У любимой его жены, Кассандры Льюистон, было пятеро братьев. Джо Льюистон был самым младшим, к тому же ее любимчиком. Когда лет десять тому назад убили старшего брата, Кертиса, Кассандра страшно горевала. Плакала дни и ночи напролет, отказывалась вставать с постели. Временами, даже понимая, сколь иррациональны эти мысли, Нэш думал, что она, должно быть, заболела от горя. Она так убивалась по брату, что, наверное, подорвала тем самым иммунную систему. Может, рак живет в каждом из нас. Высасывающие из человека жизнь клетки, возможно, просто ждут своего часа. Когда организм ослабнет, перестанет сопротивляться, они делают свой ход.
— Обещаю, я найду того, кто убил Кертиса, — говорил Нэш своей возлюбленной.