Тот промолчал.
— Потому я ничего и не сказал. Но в тот день, когда сын умер… я зашел к нему в комнату. И нашел у него под кроватью восемь тысяч долларов наличными и… вот это. — Рон бросил на стол рецептурный бланк.
В звенящей тишине все смотрели на стол.
— Ты не воровал у отца бланки, — сказала Бетси. — Это делал Спенсер. Он ведь часто бывал у вас в доме, верно?
Адам опустил голову.
— А в тот день, когда он покончил с собой, ты об этом узнал. И набросился на него. Ты был в ярости. Вы со Спенсером подрались. Тогда ты его и ударил. А потом он звонил тебе, но ты его извинений слышать не хотел. Считал, что на этот раз он зашел слишком далеко. И все его звонки поступали на автоответчик.
Адам крепко зажмурился. Слезы текли по щекам.
— Я должен был ответить за это. За то, что его ударил. Обзывал грязными словами, кричал, что не желаю с ними больше видеться. А потом оставил его одного. А он звонил и просил о помощи…
Тут комната словно взорвалась. Без слез, конечно, не обошлось, без объятий, упреков и извинений — тоже. Старые раны, обиды вспоминались и тотчас забывались. Эстер воспользовалась моментом на полную катушку. Принялась обрабатывать Лекру и Дункана. Все видели, что здесь произошло. И никто уже не хотел судебного преследования Байев. Адам будет сотрудничать, поможет привлечь к ответу Розмари и Карсона. Но это будет не сегодня. Позже. Потом.
Вечером, когда Адам уже был дома и мобильный телефон ему вернули, зашла Бетси Хилл.
— Я хочу послушать, — сказала она ему.
И они вместе прослушали самое последнее сообщение Спенсера, после которого он покончил с собой.
Я тебя не виню, Адам. Нет, старина. Просто пытаюсь понять. Никто не виноват. Мне просто очень тяжело. Всегда было слишком тяжело…
Неделю спустя в дом к Джо Льюистону постучала Сьюзен Лориман.
— Кто там?
— Мистер Льюистон? Это Сьюзен Лориман.
— Я занят.
— Пожалуйста, откройте. Это очень важно.
Джо колебался несколько секунд, затем все же открыл. Он был небрит, в простой серой футболке. Волосы встрепаны, глаза сонные.
— Не самое подходящее время, миссис Лориман…
— А для меня — самое тяжелое.
— Меня уволили с работы.
— Знаю. Сочувствую.
— Так что если вы насчет той донорской кампании для вашего сына…
— Да, насчет нее.
— Но вы же понимаете, я уже не имею к этому отношения.
— Заблуждаетесь, мистер Льюистон. Имеете.
— Но, миссис Лориман…
— Скажите, у вас имеются недавно умершие близкие родственники?
— Да.
— Будьте добры, скажите мне, кто они.
Странный вопрос. Льюистон вздохнул, заглянул Сьюзен Лориман в глаза. Ее сын умирает от тяжелой болезни и, наверное, это для нее действительно важно.
— Это моя сестра Касси. Чистый ангел была. Просто не верилось, что с ней может случиться такое.
Об этом Сьюзен, разумеется, знала. В новостийных выпусках только и говорили, что о вдовце Кассандры Льюистон и о том, каким жестоким он оказался убийцей.
— Кто-нибудь еще?
— Мой брат Кертис.
— Тоже был ангелом?
— Нет. Совсем напротив. Я на него похож. Чисто внешне, разумеется. Мы с ним раздвоенные личности. Но он всю жизнь совершал неблаговидные поступки.
— Как он умер?
— Его убили. Кажется, во время ограбления.
— Здесь со мной медсестра. — Сьюзен обернулась.
Из машины вышла женщина, направилась к ним.
— Мы можем прямо сейчас взять у вас анализ крови.
— Это еще зачем?
— Ничего ужасного вы не совершали, мистер Льюистон. Даже позвонили в полицию, когда поняли, чем занимается ваш бывший зять. Вам пора призадуматься над тем, как измениться в лучшую сторону. И первым шагом на этом пути может стать ваше согласие помочь моего сыну, попытаться спасти ему жизнь. Думаю, с учетом сложившихся обстоятельств, это поможет вам вернуть репутацию, люди будут смотреть на вас совсем по-другому. Пожалуйста, мистер Льюистон! Очень прошу вас помочь моему мальчику.
Он смотрел на нее и собирался ответить отказом. Сьюзен от души надеялась, что этого не случится. Но была готова к худшему. Он же приготовился сказать ей, что ее Лукасу десять лет. В ответ она была готова напомнить ему, что брат его Кертис погиб одиннадцать лет назад — за девять месяцев до рождения Лукаса. Она могла бы рассказать Джо Льюистону, что с генетической точки зрения лучшим донором является дядя по отцовской линии. Сьюзен надеялась, что до этого не дойдет. Однако намеревалась идти до конца.
— Пожалуйста, — повторила она.
Медсестра была уже рядом. Джо Льюистон еще раз заглянул в глаза Сьюзен и увидел в них отчаяние.
— Да, конечно, — пробормотал он. — Почему бы нам всем не пройти в дом? Там будет удобнее.
Тиа поражалась, как быстро жизнь вернулась в нормальное русло.
Эстер не бросала слов на ветер. Второго шанса не будет, так она сказала тогда. Тиа подала заявление об уходе и начала искать новую работу. С Майка и Айлин Гольдфарб сняли все подозрения в преступлениях, связанных с рецептурными бланками. В медицинской коллегии тоже проводили свое расследование, но больше для проформы, а потому Майк и Айлин продолжали работать, как и прежде. Ходили слухи, будто они нашли отличного донора для Лукаса Лоримана, но Майк на эту тему не распространялся.
Первые несколько дней после этого кошмара Тиа почему-то думала, что Адам кардинально изменит свой образ жизни, станет милым добрым мальчиком… Впрочем, таким он никогда не был. Но дети — это вам не выключатель, с ними не все так просто. Нет, конечно, Адам стал лучше. Это несомненно. Как раз сейчас он был во дворе, тренировался отбивать шайбы, которые посылал ему в ворота отец. Когда Майку удавалось забить, он радостно кричал: «Гол!» — и запевал победную песенку «Рейнджерс». Эти звуки казались такими приятными, успокаивающими. Но прежде она слышала и голос Адама. Теперь же он не издавал ни звука. Играл молча, а в голосе Майка появились новые странные нотки — эдакая смесь радости от отчаяния.
Майк все еще хотел вернуть своего ребенка. Но ребенка больше не было. Может, оно и к лучшему.
Машина Мо въехала во двор. Он собирался отвезти отца с сыном в Ньюарк, на матч «Рейнджерс» против «Дьяволов». Энтони, который помогал ему спасти их жизни, тоже ехал с ними на игру. Майк считал, что первый раз Энтони спас ему жизнь в той драке, в проулке, но на самом деле спугнул нападавших Адам, о чем свидетельствовал шрам у него на руке. Родителям трудно осознать: как это так — сын спасает отца. Майк, заговаривая об этом, готов был пустить слезу, но Адам его и слушать не желал. Он молчаливый храбрец, их мальчик. Весь в отца.