Лишь одного не могла пережить Оливия, и потому, наверное, слезы градом катились по лицу. Не могла пережить выражения, которое появилось на лице Мэтта после того, как она рассказала ему всю правду.
Она ожидала иного.
Он огорчился, это понятно. Иначе просто быть не могло. Со дня их первой встречи в Лас-Вегасе Оливия запомнила и полюбила взгляд, которым он смотрел на нее. Мэтт смотрел на нее так, словно Господь Бог никогда не создавал ничего более прекрасного и совершенного, более… чистого. Естественно, Оливия ожидала, что этот взгляд изменится или потускнеет, стоит ему узнать всю правду. Взгляд его светло-голубых глаз станет суровым, холодным и осуждающим.
Но ничего подобного не произошло.
Ничего не изменилось. Мэтт выяснил, что жена его лгунья, она совершала поступки, узнав о которых любой мужчина с отвращением отвернулся бы от нее. Но его любовь к ней осталась непоколебима.
С годами Оливия сумела дистанцироваться от прошлого и осознать, к каким ужасным последствиям может привести низкое происхождение и плохое воспитание. Подобно другим девушкам, с которыми довелось работать, она, пусть и подсознательно, занималась самым настоящим саморазрушением. С мужчинами иначе. Те из них, кто вырос в сиротских приютах и неблагополучных семьях, обычно отличались склонностью к насилию. Именно так униженные и оскорбленные мужчины мстили миру, выплескивали накопившуюся в них злобу – через насилие, физическую жестокость, направленную против себе подобных.
Женщины иные. Жестокость проявляют в более мягких и изощренных формах, но по большей части их гнев обращен против самих себя. Они чувствуют, что не могут побороть более сильного, а потому делают больно себе. Кимми была такой. И Оливия – нет, Кэнди – ничем от нее не отличалась.
До встречи с Мэттом.
Очевидно, потому, что он несколько лет просидел в тюрьме. Ему ведомы боль и унижения. И при всем этом Мэтт был лучшим на свете человеком, с которым Оливии доводилось встречаться. Он никогда не зацикливался на мелочах. Правильно оценивал ситуацию. Обращал внимание лишь на значимые моменты. Легко мог отбросить все ненужное и излишнее, сосредоточиться на главном. Постепенно Мэтт передал ей свое умение. Помог правильно оценить прошлое. И поверить в себя.
Мэтт не видел в Оливии дурного – даже теперь не видел! А следовательно, его просто не было, и все.
Складывая вещи в чемодан, Оливия внезапно осознала горькую истину. После всех лет притворства она не избавилась от склонности к саморазрушению. Как иначе можно объяснить ее действия? Как могла она допустить такую глупость – открыто пуститься на поиски дочери, признаться, что она не кто иная, как Кэндес Поттер?
Тем самым она причинила немало вреда. Ну прежде всего Эмме Лимей. Сама того не желая, навела на ее след убийцу. Себе – тоже. Но больше всего – единственному на свете мужчине, которого любила.
Зачем только ей понадобилось заглядывать в это проклятое прошлое?
Если уж честно, Оливия просто не сумела удержаться. Можно сколько угодно, до тошноты, читать и рассуждать о свободе выбора, о пользе усыновления, о том, что человек хозяин своей судьбы, но с годами одна истина стала для Оливии неоспоримой. Стоит женщине забеременеть – и она оказывается на развилке. Какую дорогу ни выберешь, все равно потом будешь всю жизнь сокрушаться о том, что не выбрала другую. Пусть тогда она была совсем юной, оставить ребенка было просто невозможно, пусть решение тогда принимали за нее другие люди, не проходило и дня, чтобы Оливия не задумывалась: все могло сложиться иначе. И выхода из замкнутого круга она не видела…
В дверь постучали.
Оливия ждала. Постучали еще раз. «Глазка» в двери у них не было, а потому она подошла к окну, осторожно отодвинула кружевную занавеску и выглянула. На пороге у двери стояли двое мужчин. Один смотрелся так, словно только что сошел со страницы каталога «Л.Л. Бин». [16] Второй выглядел настоящим великаном. В костюме, который сидел на нем скверно, казался узковатым в плечах. Впрочем, судя по всему, подобрать нормальный костюм такому гиганту сложно. Стрижен коротко, по-военному, шеи нет.
Великан повернулся к окну и заметил Оливию. Толкнул в бок мужчину поменьше. Тот тоже увидел ее.
– ФБР, – произнес мистер «Л.Л. Бин». – Нельзя ли поговорить с вами?
– Мне нечего вам сказать.
«Л.Л. Бин» решительно шагнул к окну.
– Не слишком разумно с вашей стороны, миссис Хантер.
– Пожалуйста, все вопросы к моему адвокату Айку Киру.
Мужчина улыбнулся:
– Может, все же попробуем, миссис Хантер?
Оливии не понравился тон, которым он произнес эту фразу.
– Позвольте представиться, специальный агент Адам Йетс из отдела ФБР в Лас-Вегасе. А это, – он указал на великана, – специальный агент Кэл Доллинджер. Нам бы очень хотелось побеседовать с Оливией Хантер. Или же, если это кажется ей предпочтительней, арестовать Кэндес Поттер.
Оливия услышала свои настоящие имя и фамилию, и колени у нее подогнулись. Каменное лицо великана прорезала кривая ухмылка. Он явно наслаждался моментом.
– Вам решать, миссис Хантер.
Выбора не было. Она в ловушке. Придется впустить их и поговорить.
– Предъявите удостоверения, будьте любезны.
Великан шагнул к окну. Оливия с трудом подавила желание отпрянуть. Он полез в карман, достал удостоверение и пришлепнул его к стеклу с такой силой, что она вздрогнула. Второй агент, Йетс, проделал то же самое. Удостоверения походили на настоящие, хотя Оливия знала, как легко в наши дни изготовить и приобрести подделку.
– Подсуньте под дверь карточку. Я хочу позвонить в вашу контору и проверить, числятся ли там такие сотрудники.
Великан Доллинджер пожал плечами, кривая ухмылка не сходила с лица. Вот он заговорил, впервые за все это время.
– Само собой. Как скажешь, Кэнди.
Оливия нервно сглотнула. Гигант полез в бумажник, достал карточку, подсунул под дверь. Смысла звонить и проверять не было. Карточка выглядела подлинной, ее украшала выпуклая печать, к тому же Кэл Доллинджер, являвшийся специальным агентом из отделения ФБР в Лас-Вегасе, передал ее без колебаний.
Оливия отперла дверь. Адам Йетс вошел первым. Кэл Доллинджер, пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вторым. И так и остался стоять у двери, скрестив руки на груди.
– Погодка сегодня выдалась славная, – заметил Йетс.
Неожиданно Доллинджер запер зверь.
Лорен Мьюз кипела от ярости.
Она уже собралась звонить Эдду Штейнбергу и пожаловаться, как скверно обошелся с ней Йетс, но решила, что делать этого не стоит. Получится, будто маленькая леди не может сама о себе позаботиться. Чуть что, бросается звонить боссу, молить о помощи. Нет, такого удовольствия она им не доставит.