— Что-нибудь не так? — осведомилась Мьюз.
Майрон не сводил взгляд с бедра. У Гэбриела Уайра и Сьюзи одна и та же татуировка. Это явно не может быть совпадением.
— Ну и что это за татуировка? — настойчиво допытывалась Мьюз.
Майрон попытался сосредоточиться. Изображение татуировки было в электронной почте — как же Китти могла о ней узнать? И если узнала, зачем поместила на стену «Фейсбука»? И еще: разве Лекс мог не знать, что у его жены и товарища по музыкальному дуэту одна и та же татуировка?
Теперь сложим все это вместе. «ЧУЖОЙ». Знаки, украшающие тела Сьюзи и Гэбриела Уайра в одном и том же месте. Неудивительно, что электронное послание взорвало Лекса.
— Где Лекс? — спросил Майрон.
Мьюз сложила руки на груди:
— Ты что же, действительно решил поводить меня за нос?
— Да скорее всего тут ничего и нет. Так где он, с ребенком?
Мьюз выжидательно молчала.
— Пока я ничего не могу сказать. По крайней мере сейчас.
— Сказать — о чем?
— Мьюз, я же адвокат. Сьюзи и Лекс — мои клиенты.
— Не адвокат, а агент.
— И адвокат тоже.
— Оставь это. Не будешь же ты тыкать мне в нос своим гарвардским дипломом доктора права. Особенно сейчас, когда я позволила тебе прийти сюда и осмотреть тело.
— Мьюз, у меня связаны руки. Мне надо переговорить со своим клиентом.
— С клиентом? — Мьюз приподнялась на цыпочки, чтобы хоть немного сравняться с ним ростом, и ткнула пальцем в тело Сьюзи. — Валяй, только сомневаюсь, что она тебя услышит.
— Не юродствуй. Где Лекс?
— Ты серьезно спрашиваешь?
— Вполне.
— Это ведь ты намекнул, что тут надо искать следы убийства, — сказала Мьюз. — Скажи мне в таком случае: если Сьюзи действительно убита, кто мой первый подозреваемый?
Майрон промолчал. Мьюз приставила ладонь к уху.
— Не слышу, капитан. Давай не молчи, ты ведь знаешь ответ, потому что в таких случаях он всегда один и тот же: муж. Муж всегда подозреваемый номер один. Так как, Майрон? Что, если один из твоих клиентов убил другого?
Майрон снова посмотрел на Сьюзи. Мертва. Все его члены онемели, словно кровь перестала бежать по жилам. Сьюзи мертва. В голове не укладывается. Хотелось рухнуть на пол, колотить по нему кулаками, выть. Майрон вышел из помещения и, следуя указателям, пошел в детскую. Мьюз последовала за ним.
— Так что там насчет электронного письма?
— Не сейчас, Мьюз.
По стрелке налево. Детская по левую руку. Майрон повернул и заглянул в окно. Внутри выстроилось в ряд шесть акриловых детских кроваток на колесиках, в каждой — живой комочек, завернутый в белое одеяло с розовыми и голубыми полосками. Новорожденных словно выставили для обозрения. К каждой кроватке была привязана бирка, тоже розовая или голубая, с номером, именем ребенка и датой рождения.
Рядом, отделенное от детской плексигласовой перегородкой, находилось реанимационное отделение для новорожденных. В нем находился сейчас всего один ребенок и один взрослый. Лекс сидел в кресле-качалке, однако оставался неподвижен. На нем был желтый халат. Поддерживая левой рукой головку младенца, Лекс покачивал его на правой руке. На щеках его остались бороздки от слез. Майрон долго не двигался с места, не сводя с него глаз. Мьюз стояла рядом с ним.
— Майрон, что это все, черт возьми, значит?
— Пока не знаю.
— А газеты, телевидение — как думаешь, что там будет?
Вот уж на это ему было совершенно наплевать. Майрон потянулся к ручке двери. Медсестра остановила его и заставила вымыть руки. Затем предложила надеть желтый хирургический халат и маску под цвет. Майрон толкнул дверь спиной. Лекс даже не обернулся.
— Лекс?
— После.
— Лекс, нам надо поговорить.
На сей раз он поднял голову. Глаза его налились кровью, но когда он заговорил, голос прозвучал устало и мягко:
— Я же просил тебя не вмешиваться.
Молчание. Майрон не сомневался, что по прошествии времени эти слова еще отзовутся острой болью. По прошествии времени, когда он ляжет в кровать и попытается уснуть, в груди возникнет чувство вины и будет рвать на части сердце.
— Я видел ее татуировку, — сказал Майрон. — Такую же, как в том письме.
Лекс закрыл глаза.
— Сьюзи была единственной женщиной, кого я любил. И вот ее нет. И никогда не будет. Я никогда больше не увижу Сьюзи. Не обниму. Этот малыш — твой крестник — так и не узнает о своей матери.
Майрон промолчал. Он почувствовал, как в груди что-то сжимается.
— Лекс, нам надо поговорить.
— Только не сегодня. — Голос его вдруг сделался необыкновенно мягок. — Сегодня я хочу посидеть здесь со своим сыном, прикрыть его.
— Прикрыть от чего?
Лекс не ответил. У Майрона зазвонил сотовый. Он украдкой бросил взгляд на экран и увидел, что это отец. Майрон вышел из палаты и поднес телефон к уху.
— Да, папа?
— Я слышал по радио про Сьюзи. Это правда?
— Да. Я сейчас в больнице.
— Мои соболезнования.
— Спасибо. Знаешь, у меня сейчас со временем…
— Когда освободишься, сможешь заехать домой?
— Когда, сегодня?
— Да хорошо бы.
— Что-нибудь случилось?
— Мне просто нужно с тобой кое о чем поговорить. Насчет времени не беспокойся. Я не лягу.
Уезжая из больницы, Майрон напоследок сыграл в адвоката и наказал Лорен Мьюз не общаться с его клиентом Лексом Райдером без юридического посредника. Она ответила в том роде — хотя и не в этих конкретных выражениях, — что его помощь будет неоценимой и многосторонней. Появился Уин с Эсперансой. Уин передал содержание своей встречи с Фрэнком Эйком в тюрьме. Пока Майрону было непонятно, что из нее можно извлечь.
— Может, стоит пообщаться с Германом Эйком? — предложил Уин.
— А может, с Гэбриелом Уайром, — сказал Майрон и повернулся к Эсперансе. — И еще надо заняться нашим общим любимцем — учителем французского: проверить, где был Краш в момент смерти Сьюзи.
— Ладно, — кивнула Эсперанса.
— Подвезти тебя домой? — спросил Уин.
Майрон покачал головой. Ему надо было собраться с мыслями. Вернуться к началу. Возможно, Мьюз права. Возможно, это был просто передоз. Вчерашний вечер на террасе, выходящей на Манхэттен, все эти разговоры о тайнах, о вине перед Китти, о прошлом — может, это пробудило старых демонов. Вот и разгадка, все очень просто.