Следующим утром на работу я приехал рано. Через полчаса Шамик Джонсон, жертве изнасилования, предстояло давать показания. Я просмотрел свои записи, а ровно в девять, решив, что с этим все ясно, позвонил детективу Йорку.
— Миссис Перес солгала, — сообщил я ему.
Он выслушал мои объяснения.
— Солгала, — повторил он. — Вы не думаете, что это перебор?
— О чем вы?
— Может, она просто ошиблась?
— Перепутала, на какой руке шрам?
— Почему нет? Она уже знала, что это не он. Обычное дело.
Меня такой ответ не устроил.
— Есть что-нибудь новенькое?
— Мы думаем, Сантьяго жил в Нью-Джерси.
— У вас есть адрес?
— Нет. Но мы нашли его подружку. Во всяком случае, мы думаем, что она его подружка. Так или иначе, она его знает.
— Как вы ее нашли?
— Благодаря мобильнику. Она ему позвонила.
— Так кто все-таки он? Маноло Сантьяго?
— Не знаю.
— Подружка вам не сказала?
— Он для нее — Сантьяго. Да, есть еще один важный момент.
— Какой?
— Тело перевозили. Мы догадывались об этом с самого начала, но теперь получили подтверждение. И наш медэксперт говорит, что Сантьяго умер за час до того, как тело сбросили в проулке. Обнаружены какие-то ковровые волокна и все такое. Предварительные исследования показывают, что это автомобильный коврик.
— То есть Сантьяго убили, сунули в багажник и привезли в Вашингтон-Хайтс.
— Это наша рабочая версия.
— С автомобилем определились?
— Пока нет. Но наш специалист говорит, он был старый. Это все, что он пока знает. Но мы над этим работаем.
— Насколько старый?
— Не знаю. Не новый. Это все, что нам известно, Коупленд, что вы так наседаете?
— У меня к этому делу личный интерес.
— К этому я и веду.
— То есть?
— Почему бы вам не помочь?
— В каком смысле?
— Ну дело сложное, а теперь потянулась ниточка в Нью-Джерси… Сантьяго, вероятно, там жил. Или там живет его подружка. Во всяком случае, виделась она с ним только там, в Нью-Джерси.
— В моем округе?
— Нет. Я думаю, это Гудзон. А может, Берген. Черт, я не знаю. Но достаточно близко. И еще кое-что…
— Я слушаю.
— Ваша сестра жила в Нью-Джерси, так?
— Да.
— Моя юрисдикция туда не распространяется. Вам проще, пусть это и не ваш округ. Вероятно, вы сможете вновь поднять это дело — благо больше оно никому не нужно.
Конечно, отчасти меня использовали. Он надеялся, что я выполню часть грязной работы, а вся слава достанется ему… но меня это устраивало.
— Его подружка. Вы знаете, как ее зовут?
— Райа Сингх.
— Как насчет адреса?
— Хотите с ней поговорить?
— Вы возражаете?
— Если вы не собираетесь вставлять палки в колеса моего расследования, делайте что хотите. Но могу я дать вам добрый совет?
— Конечно.
— Этот псих, Летний Живодер. Забыл его настоящее имя.
— Уэйн Стюбенс.
— Вы его знали, не так ли?
— Разве вы не читали дело?
— Читал. На вас тогда косо смотрели, да?
До сих пор помню шерифа Лоуэлла, его полный скептицизма взгляд. И понятно почему.
— К чему клоните?
— Стюбенс все еще пытается обжаловать приговор.
— За первые убийства его не судили, — напомнил я. — Обошлись без этого — хватало улик по остальным фактам.
— Я знаю. Но все же. У него может быть свой интерес. Если это действительно Джил Перес и Стюбенс об этом услышит, то он сможет извлечь из этого выгоду. Вы улавливаете, о чем я?
Он пытался сказать, чтобы я не высовывался, пока не найду что-нибудь существенное. Это я понимал. Меньше всего на свете мне хотелось помогать Уэйну Стюбенсу.
Едва мы закончили разговор, в кабинет заглянула Лорен Мьюз.
— У тебя есть что-нибудь для меня? — спросил я.
— Нет. Сожалею. — Она взглянула на часы. — Ты готов к прямому допросу?
— Да.
— Тогда пошли. Самое время показаться людям.
— Обвинение вызывает для дачи показаний Шамик Джонсон.
Шамик оделась строго, но не впадая в крайности. Была заметна и ее порочность, и соблазнительные формы. Я даже настоял на туфлях с высоким каблуком. В некоторых случаях присяжным нужно пускать пыль в глаза, но иногда возникает необходимость представить полную картину, с «бородавками» и прочим.
Шамик вошла, высоко подняв голову. Стреляла глазками направо и налево, словно не знала, откуда могут нанести удар. Накрасилась, на мой вкус, чуть сильнее, чем следовало. Но в принципе я не находил в этом ничего плохого. Смотрелась она как девушка, которая пытается выглядеть более взрослой.
В прокуратуре не все согласились с моей стратегией. Но я верил: если уж тебе суждено проиграть, то проигрывать лучше без лжи. Вот я и хотел донести до присяжных как можно больше правды.
— Вы работаете стриптизершей, не так ли?
Столь прямой первый вопрос, без всякой преамбулы, удивил зрителей. Некоторые даже ахнули. Шамик моргнула. Она имела некоторое представление о том, что я собирался делать, но в наших разговорах я сознательно избегал подробностей.
— В каком-то смысле да.
Ответ мне не понравился. Воспринимался как слишком уж осторожный.
— Но вы раздеваетесь за деньги, так?
— Да.
Вот это прозвучало лучше. Без малейшей запинки.
— Вы показываете стриптиз в клубах или на частных вечеринках?
— И там и там.
— В каком клубе вы показываете стриптиз?
— В «Розовом хвосте». В Ньюарке.
— Сколько вам лет? — уточнил я.
— Шестнадцать.
— По закону показывать стриптиз можно лишь тем, кому восемнадцать?
— Да.
— И как вам удалось это обойти?
Шамик пожала плечами:
— Я купила поддельное удостоверение личности. В нем написано, что мне двадцать один.
— То есть вы нарушили закон?
— Похоже на то.
— Вы нарушили закон или нет? — В моем голосе зазвучали стальные нотки. Шамик поняла. Я хотел, чтобы она (простите за каламбур, она же стриптизерша, и все такое) обнажилась полностью. Сталь в голосе напоминала ей об этом.