У каждого в прошлом есть своя Дина Левински. Она была в нашем классе жертвой, изгоем, все ее постоянно дразнили и обижали, не представляю даже, как она с ума не сошла в такой обстановке. Я-то никогда в этом не участвовал, но и не защищал, в стороне оставался. Однако не поселись я в доме, где она провела детство, Дина Левински все равно продолжала бы жить во мне. Она и в вашей душе живет. А ну-ка быстро: кого из ваших одноклассников больше всего донимали в начальной школе? Правильно. Вот видите, все помните. Имя, фамилию, внешность. Помните, как он или она в одиночку плелись домой после уроков или молча сидели в столовой. Что бы там ни было, а помните. Ваша Дина Левински всегда с вами.
– Говорят, ты стал врачом, – обронила Дина.
– Да. А ты?
– Я график-оформитель и художница. В следующем месяце у меня выставка в Гринвич-Виллидже.
– Выставка картин?
– Да, – не сразу ответила Дина.
– Ты всегда здорово рисовала.
– Ты заметил? – Дина в удивлении вскинула подбородок.
Повисло неловкое молчание.
– Наверное, я должен был что-то сделать, – услышал я наконец собственный голос.
– Да нет, это я должна была, – улыбнулась Дина.
Она хорошо выглядела. Нет, красавицей, как гадкий утенок из сказки, не стала. Начать с того, что гадким утенком Дина и не была. Просто заурядная. Возможно, и сейчас ничего не изменилось. Лицо у нее по-прежнему слишком худое, но в зрелости это стало ей идти. А вот волосы, некогда жидкие, обрели пышность.
– Помнишь Синди Макгаверн? – спросила Дина.
– Конечно.
– Она больше других меня мучила.
– И это помню.
– Забавно. Несколько лет назад у меня была выставка здесь, в городе. И вдруг появляется Синди. Подлетает ко мне, обнимает, целует. Хочет поболтать о старых временах, типа: «А помнишь этого раздолбая Льюиса?» Вся так и лучится и – честное слово, Марк! – ничего не помнит. Нет-нет, не притворяется, просто начисто забыла, как обращалась со мной. Мне приходится с этим сталкиваться.
– С чем «с этим»?
– С тем, что люди не помнят, какими мерзавцами были. – Зажав чашку в ладонях, Дина ссутулилась и обежала комнату взглядом.
Интересно, а я что помню? Действительно я соблюдал нейтралитет или мне так удобнее думать?
– Да, непросто все это, – сказала Дина.
– Ты имеешь в виду – возвращаться в старый дом?
– Да. – Она поставила чашку на стол. – Полагаю, ты ждешь объяснений?
Я выжидательно промолчал.
Она снова обежала комнату взглядом.
– Хочешь услышать нечто необычное?
– Конечно.
– Именно здесь я когда-то и сидела. Я хочу сказать – ребенком. У нас тоже был квадратный стол, и я всегда садилась на одно и то же место. И когда вошла сейчас, меня прямо как магнитом к этому стулу потянуло. Может быть… Может быть, отчасти поэтому я нынче вечером и пришла сюда.
– Как это?
– Дом, – пояснила Дина. – Он до сих пор притягивает меня. Не отпускает. – Она подалась вперед и впервые посмотрела мне в глаза. – До тебя ведь, наверное, доходили слухи? Я имею в виду слухи об отце и всем, что здесь произошло?
– Да.
– Все правда.
Я с трудом заставил себя сохранить бесстрастное выражение на лице. Что тут скажешь? Я подумал о том, каким адом была для нее школа. И вышло так, что к этому аду я добавил страданий, приведя ее в прежний ее дом. Невероятно.
– Он умер. Отец. Он умер шесть лет назад.
Я отвернулся.
– Все в порядке, Марк. Правда все в порядке. Я лечилась – собственно, я и сейчас лечусь. Знаешь доктора Радио?
– Нет.
– Его действительно так зовут: Стэнли Радио. Он завоевал некоторую известность благодаря так называемой радиотехнике. Я уже много лет с ним занимаюсь. И польза весьма ощутима. Я больше не думаю о самоубийстве. Не кажусь себе никчемной. Чудно как-то. Со всем этим я покончила. Честное слово. И еще. У большинства из тех, кого в детстве третировали, возникают проблемы сексуального характера. Это не мой случай. Я замужем. У меня отличный муж. Не то чтобы у нас образцовый брак, но жаловаться грех.
– Ну и прекрасно. – Я, право, не знал, что еще сказать.
– Ты в приметы веришь, Марк? – улыбнулась Дина.
– Нет.
– Я тоже. Но когда прочитала про твою жену и дочь, задумалась. Об этом доме. Плохая карма и все такое прочее. У тебя была чудесная жена.
– А ты знала Монику?
– Доводилось встречаться.
– Когда?
Дина помолчала.
– Знаком тебе такой термин – срыв?
Я вспомнил свои занятия в медицинской академии.
– Если ты имеешь в виду психотерапию, то да.
– Видишь ли, когда я прочитала о том, что здесь произошло, сразу поняла – сейчас будет срыв. Какой бывает у алкоголиков. Или страдающих отсутствием аппетита. От этого до смерти не излечиваются. Стоит чему-нибудь произойти, и вот тебе, пожалуйста, срыв, ты возвращаешься к самым дурным привычкам. Я начала кусать ногти. Делать себе больно. В общем, как бы это сказать? Мне надо было заворожить этот дом. Встретиться с прошлым и превозмочь его.
– И это привело тебя сюда сегодня вечером?
– Да.
– А полтора года назад?
– То же самое.
– И часто ты сюда приходишь?
– Да наверное, каждые два месяца. Ставлю машину на школьной стоянке и иду Цукеровой тропинкой. Но в этом и еще кое-что есть.
– «В этом» – в чем?
– В моих визитах. Видишь ли, этот дом все еще хранит мои тайны. В буквальном смысле.
– Ничего не понимаю.
– Я все время стараюсь набраться духа и снова постучать в дверь, да как-то не получается. Но сейчас я здесь, на кухне, так что все в порядке. – Она попробовала улыбнуться, подтверждая сказанное. – И все-таки не уверена, что получится.
– Да что получится-то?
– Не обращай внимания, это я сама с собой. – Дина принялась чесать запястье, да так яростно, что чуть кожу не содрала. Мне захотелось погладить ее, но я удержался из опасения, что покажусь навязчивым. – Я все записывала. В дневник. Все, что со мной происходило. Дневник по-прежнему здесь.
– В доме?
– Да, я спрятала его.
– После убийства полиция здесь все перерыла…
– Но дневника не нашла, – закончила она. – Я и не сомневалась. Но даже если бы нашла, что с того? Это всего лишь старая тетрадь. Зачем она могла бы им понадобиться? Иногда я говорю себе: «Пусть лежит, где лежит. Все прошло, все осталось позади». Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Не будите спящую собаку. Но порой так хочется разбудить. Только не собаку, а вампира, которого убьет солнечный свет.