– Это еще что такое? – насторожился Ленни.
– Содержимое лазерного диска, – объяснил мне Тикнер. – Значит, с Рейчел вы до супермаркета не встречались?
Я не счел нужным ответить.
Никак не выдавая своего торжества, Риган достал из конверта фотографию и протянул мне. Ленни живо нацепил очки в оправе полумесяцем, которые использовал для чтения, и перегнулся через мое плечо. На черно-белой фотографии был изображен госпиталь в Риджвуде. Внизу стояла дата – снимок был сделан за два месяца до убийства.
– Освещение довольно хорошее, – нахмурился Ленни, – но композиция вызывает у меня некоторые сомнения.
Тикнер предпочел не заметить иронии.
– Вы ведь тут работаете, доктор Сайдман?
– Да, здесь находится наше служебное помещение.
– Наше?
– Мое и Зии Леру. Это мой партнер.
Тикнер кивнул.
– Внизу стоит дата.
– Вижу.
– Вы на работе в этот день были?
– Право, не помню. Можно проверить по расписанию.
Риган ткнул в какую-то точку рядом со входом в госпиталь:
– Видите здесь фигуру?
Я прищурился:
– Боюсь, что нет.
– Пока обратите внимание только на длину пальто, ладно?
– Хорошо.
Тикнер передал мне другую фотографию. Она была сделана с помощью широкоугольного объектива. Угол съемки тот же. Теперь фигуру в пальто можно было разглядеть ясно. Это была женщина. На ней солнечные очки, но ошибка исключена. Это Рейчел.
Я взглянул на Ленни. Тот не скрывал удивления. Тикнер показал очередное фото. И еще одно. И еще. Все они были сделаны у госпиталя. На восьмом снимке Рейчел входит в здание. На девятом, сделанном часом позже, выхожу я, один. На десятом (судя по штампу внизу, через шесть минут) из той же двери выходит Рейчел.
Поначалу у меня голова пошла кругом. Я просто ничего не мог сообразить, а времени хоть как-то привести мысли в порядок не было. Ленни быстрее меня сумел взять себя в руки:
– Все, свободны.
– Не желаете прокомментировать снимки?
Я открыл было рот, но вдруг почувствовал огромную усталость.
– Убирайтесь, – на сей раз решительно потребовал Ленни. – Немедленно.
– Ленни. – Я сел в постели.
Он убедился, что дверь закрыта достаточно плотно, и сказал:
– Да. Они считают, что это твоих рук дело. Или, вернее, твоих и Рейчел. У вас была связь. Она сперва убила мужа (не знаю, подозревают ли они и тебя в соучастии), затем вы вдвоем избавились от Моники (как именно, непонятно), управились с Тарой и выпотрошили Эдгара.
– Чушь! – отрезал я.
Ленни промолчал.
– В меня ведь тоже стреляли, не забыл?
– Помню.
– Так что же, по-ихнему выходит, я сам в себя стрелял?
– Не знаю. Но, в любом случае, говорить с ними тебе больше не следует. Теперь у них есть улики. Ты можешь отрицать факт своих взаимоотношений с Рейчел до посинения, однако же Моника что-то подозревала и даже наняла частного детектива. Теперь подумай сам. Детектив работает. Он делает снимки и передает Монике. Затем твоя жена гибнет, ребенок исчезает, а тесть становится на два миллиона долларов беднее. Проходит полтора года. Отец Моники лишается очередных двух миллионов, а вы с Рейчел лжете, будто не видитесь друг с другом.
– Мы не лжем.
Ленни и ухом не повел.
Я собрал все свое терпение.
– Я же говорил, могу лишь повторить. Все это слишком сложно. Ведь я мог просто присвоить выкуп, разве не так? Мне совершенно не нужно было нанимать этого малого и сажать в машину с каким-то ребенком. А как насчет моей сестры? Или они считают, что я убил и ее?
– Не забывай про фотографии, – глухо произнес Ленни.
– Впервые их вижу.
– Ты хочешь сказать, что действительно не встречался с Рейчел после колледжа? Что в супермаркете вы и впрямь столкнулись случайно?
– Ну конечно! И ты это знаешь. Как и то, что от тебя у меня нет секретов.
Он задумался – слишком надолго, пожалуй.
– От Ленни-друга у тебя секретов быть не может.
– Вот именно. А уж от Ленни-адвоката и подавно ничего не утаил бы.
– Однако о сделке ты не сказал ни тому, ни другому, – тихо попрекнул Ленни.
Это правда.
– Нам не хотелось никого посвящать в это дело.
«Ничего ему не ясно, и винить не за что», – подумал я.
– Ясно. Еще одно. Как тебе удалось отыскать в подвале лазерный диск?
– У меня была Дина Левински.
– Дина-пышечка?
– Туго ей приходилось в школе, – сказал я. – Ты даже не представляешь, насколько туго.
От моих сантиментов Ленни отмахнулся:
– Действительно не представляю. А что она делала у тебя дома?
Я рассказал, как было дело. Ленни поморщился:
– Стало быть, она сказала, что теперь у нее все в порядке? Что она замужем?
– Да.
– Все врет.
– А ты откуда знаешь?
– Я даю юридические советы ее тетке. Дина Левински не выходит из психиатрических лечебниц с восемнадцати лет. Какое-то время назад она даже попала в тюрьму за нападение на человека. И замужем она никогда не была. Сомневаюсь, что она устраивает выставки картин.
Я растерялся. Мне вспомнился настойчивый взгляд Дины, ее побелевшее лицо и слова: «Ты ведь знаешь, кто стрелял в тебя, Марк, не так ли?»
Что она, черт побери, хотела этим сказать?
– Надо бы все это как следует обмозговать, – сказал Ленни, почесывая подбородок. – У меня есть кое-какие источники, задействую их. А ты позвони мне, если что-нибудь прояснится, идет?
– Конечно.
– Но обещай не говорить им ни слова. А то они только спят и видят, как бы тебя за решетку упечь. – Ленни поднял руку, пресекая мои возражения. – У них и сейчас достаточно оснований для ареста, а может, и обвинение готово. Положим, точка над i поставлена. Но вспомни дело Скейкела. Тогда у полиции улик было еще меньше, а все-таки его осудили. Словом, если эта публика сюда вернется, обещай: ни слова.
Я пообещал – не в последнюю очередь потому, что власти встали на ложный путь и сотрудничество с ними не поможет мне вернуть дочь. Это главное. Ленни оставил меня одного. Я попросил его перед уходом выключить свет, что он и сделал. Но темно в палате не стало. В больницах никогда не бывает совершенно темно.
Я попробовал собраться с мыслями. Что же все-таки происходит? Тикнер унес эти непонятные фотографии. Жаль. Хотелось бы еще раз взглянуть. Хотя при любом раскладе появление Рейчел в больнице оставалось загадкой. А может, фотографии – фальшивка? В наши дни цифровых технологий такие фокусы нетрудно проделать. Может, вот и все объяснение? Я подумал о Дине Левински. Чем же объясняется ее загадочный визит? Почему она спросила, любил ли я Монику? Почему она считает, будто я знаю, кто в меня стрелял?