— Кэти изнасиловали шесть человек, а в этом домике и двое не уместятся.
На лице Джессики появилась тусклая зловещая улыбка.
— Ну а что, если отец оказался в точно таком же положении, в каком сейчас мы с тобой?
— Что-то я тебя не пойму.
— Возможно, он знал имя только одного насильника, этого Гортона. Как бы он тогда поступил? Как в таком случае поступил бы ты сам?
— Наверное, похитил бы его и заставил все рассказать.
— Вот именно.
— Все равно ни черта не понимаю. Зачем снимать все это на пленку? Зачем эти камеры и экраны?
— Чтобы записать признание. Чтобы никто не подъехал к дому незамеченным. Не знаю. Ты можешь предложить лучшее объяснение?
Майрон не мог.
— Ты уже осмотрела весь дом?
— Не удалось. Меня привез сюда владелец. Его чуть удар не хватил, когда он увидел все эти штуковины.
— Что ты ему сказала?
— Что знаю о них. Что мой отец — частный сыщик, ведущий тайное расследование.
Майрон поморщился.
— Я не смогла придумать ничего лучшего.
— И он купился?
— Полагаю, что да.
Майрон покачал головой:
— Я вообще-то думал, что ты писательница.
— Я не умею сочинять экспромтом и пишу гораздо лучше, чем говорю.
— На основании моего опыта позволю себе не согласиться с этим, — ответил Майрон.
— Нашел время подбивать клинья.
Он пожал плечами:
— Просто хотел сделать комплимент.
Джессика едва сдержала улыбку.
— Давай осмотримся, — предложила она.
Обыскивать, по сути дела, было нечего. В гостиной не нашлось ни одной антресоли или стенного шкафа, все лежало на виду — и электроника, и винтовка, и наручники. В кухонной нише тоже не было никаких сюрпризов, равно как и в ванной. Итак, оставалась спальня.
Она была совсем маленькая, не больше комнаты для гостей в бунгало на морском берегу. В ней едва уместилась двуспальная кровать, слева и справа от которой на стенах висели ночники: поставить тумбочку было уже негде. Туалетному столику места тут тоже не нашлось. На кровати лежали махровые простыни.
Джессика и Майрон осмотрели стенной шкаф и… Вот оно.
Черные брюки, черная майка, черный свитер, а в придачу ко всему этому — черная лыжная маска.
— Лыжная маска? — удивился Майрон. — Ведь на дворе июнь.
— Может, он надел ее, когда похищал Гортона, — предположила Джессика, но в ее голосе не было уверенности.
Майрон опустился на пол и, заглянув под кровать, увидел там пакет. Подтянув его поближе по пыльному полу, он обнаружил, что пакет был красным и на нем виднелись готические буквы «СВОБ».
— Судебный врач округа Берген, — расшифровала Джессика.
Пакет напоминал старомодную сумку от «Лорд и Тейлор» с липучкой поверху. Когда Майрон откинул клапан, сумка с треском открылась. В ней лежали серые шерстяные брюки с тесемкой и желтый пуловер с вышитой на нем красной буквой «Т». И брюки, и пуловер были покрыты засохшей грязью.
— Узнаешь? — спросил он.
— Только желтый свитер, — ответила Джессика. — Это отцовский. Он носил пуловер, когда учился в университете Тарлоу.
— С чего бы вдруг прятать его тут, под кроватью?
Глаза Джессики сверкнули.
— Сообщение от Нэнси! — воскликнула она. — Господи Иисусе! Она же говорила, что отец подарил свой желтый свитер Кэти.
— Стоп-стоп-стоп, погоди-ка, не так быстро. Что именно сказала Нэнси?
— Повторяю слово в слово: «Он рассказал мне все о своем любимом желтом свитере, который подарил Кэти. Какая трогательная история». Вот так. Это ее слова. Отец не носил этот свитер, его носила Кэти, да и то лишь дома, а иногда он заменял ей ночную сорочку.
— Он был подарен ей твоим отцом?
— Да.
— Каким же образом свитер опять попал к нему?
— Не знаю. Наверное, он был в ее пожитках.
— Но это не объясняет, почему твой отец рассказывал о свитере Нэнси Сират. И почему он спрятан под кроватью.
Они немного постояли в молчании.
— Что-то мы здесь не углядели, — сказала наконец Джессика.
— Может быть, увидев эти тряпки, твой отец догадался о том, о чем мы пока не догадываемся.
— То есть?
— Не знаю. — Майрон развел руками. — Но совершенно ясно, что эта одежда о многом ему поведала. Может быть, он нашел ее в каком-то необычном месте. А возможно, ее разыскали полицейские.
— Но в ночь своего бегства Кэти была одета во что-то голубое, это установлено совершенно определенно.
Майрон вспомнил показания однокурсниц и фотографию. Да, верно, и все же…
— Есть только один способ проверить это.
— Какой?
Майрон бегом вернулся к машине. Долгий летний день кончался, сгущались сумерки. Он взял телефон, надеясь, что они не выехали за пределы радиуса его действия. Загорелись три маленькие полоски из пяти. Этого было достаточно, телефон работал. Майрон набрал номер деканата и прождал двадцать гудков. Никто не ответил. Тогда он попытался связаться с квартирой декана. Трубку сняли после второго звонка.
— Алло? — послышался голос Гордона.
— Какая одежда была на Кэти, когда она пришла к вам? — спросил Майрон, не тратя времени на любезности.
— Одежда? Блуза и какая-то юбка.
— Какого цвета?
— Голубого. Кажется, блуза была немного порвана.
Майрон бросил трубку.
— Возвращаемся на исходные позиции, — заметила Джессика.
Возможно, подумал Майрон. Но в сознании промелькнул какой-то образ. Майрон никак не мог восстановить его, не мог даже вспомнить, что это было за видение. Но теперь он знал, что оно сохранилось в памяти и рано или поздно всплывет.
— Поехали, — тихо сказала Джессика, беря Майрона за руку. Горевшего в машине света было вполне достаточно, чтобы разглядеть ее глаза — прекрасные, карие, но такие светлые, что они казались едва ли не желтыми. — Я хочу побыстрее убраться отсюда.
Майрон захлопнул дверцу и вдруг почувствовал, что задыхается. Свет в машине погас, и их окутал сумрак. Майрон больше не видел лица Джессики.
— Куда ты хочешь поехать?
— Куда угодно, — донесся из темноты ее голос. — Лишь бы мы могли остаться наедине.
Они нашли высотный «Хилтон», и Майрон снял лучший номер, который ему могли предложить. У стойки Джессика стояла рядом. Портье смотрел то на нее, то на Майрона, и в его взгляде похоть ежесекундно сменялась завистью и наоборот. В вестибюле шел какой-то прием, действо было в самом разгаре. Толпились дамы в длинных платьях и господа в смокингах, причем мужчины все как один таращились на Джессику, облаченную в джинсы и красную блузку на пуговицах.