– Потери? – Голос командующего зазвучал спокойней. Он, видимо, вспомнил, что роты ушли на штурм высоты с одним боекомплектом на бойца, то есть сто двадцать патронов, или четыре магазина на каждого.
– Четверо убитых и двенадцать раненых, – ответил Должиков. – Пятеро из них – тяжелые. Их уже понесли вниз.
В эфире повисло тягостное молчание.
– Я пошлю им навстречу санитаров, – наконец отозвался генерал, – а твоих отправлю назад. Да, дай твоему комвзвода, который ходил в поиск, двадцать человек и поставь им задачу к утру перекрыть дорогу, ведущую на выход к селениям. Утром из леса могут пойти недобитые группы. Их нужно уничтожить! Больше ни один «дух» не должен уйти в селения! Нам и так придется выгрызать их из каждого дома, из каждого подвала…
– Я все понял, товарищ Сто первый! – ответил Должиков и отключился. – Тимофеева ко мне! – крикнул он в темноту.
Через несколько минут разведчик подбежал к окопу.
– Николай, отбери двадцать разведчиков, желательно свежих. Вам нужно за ночь обойти минные поля и оседлать дорогу…
Тимофеев хотел было сказать, что в разведроте нет ни одного «свежего» разведчика – все устали до чертиков в глазах, – но только махнул в темноте рукой и ушел выполнять приказание начштаба.
После трех суток непрерывных боев с постоянно висящими «на хвосте» федералами отряд Ибрагима Ахмадова сократился наполовину. Моджахеды были измотаны непрерывными стычками и шли за амиром, выбиваясь из последних сил…
У реки Мартан сделали небольшой привал, и Визид – помощник амира, наполнив водой флягу, подошел к Ибрагиму.
– Амир! – Они были из одного тейпа, больше того, Визид приходился Ибрагиму двоюродным братом. Старшим братом: разница в возрасте между ними составляла пять лет. Но в свое время Ибрагим окончил военное училище и год отвоевал в Афганистане, а Визид не пошел дальше звеньевого в бригаде виноградарей в Наурском районе. Поэтому младший брат по праву командовал старшим. – Амир, люди на пределе. Еще одна стычка, и мы, как боевая единица, прекратим свое существование.
– Ну, и что ты предлагаешь? – насупил брови Ибрагим.
– Распусти людей. Пусть уходят к своим семьям! Мы не выйдем из леса. Нам не дадут этого сделать. А поодиночке есть шанс просочиться…
– Брат мой! Я бы сделал это еще вчера, после бойни у лесопилки. Но с нами трое арабов. Если я поступил бы так, как ты предлагаешь, молва о моем предательстве тут же распространилась бы среди полевых командиров. И Меджлис-Шура, по законам шариата, объявил бы меня вне закона. А вместе со мной и всю мою родню. Ты бы тоже попал в этот список… Пока с нами арабы, у нас нет выхода!
– Тогда мы все – покойники! Подумай, брат!
– Визид, я все понимаю, но я же тебе сказал: у нас нет другого выхода, кроме как выйти из лесу и уйти по ущелью на восток – в Большие Варанды. Иншалла, «собаки» не ждут нас в районе выхода из ущелья.
– Ибрагим, зачем ты обманываешь себя? Ты же прекрасно знаешь, что выходы из леса блокированы!
– И все же мы идем туда. Аллах милостив, он нам поможет!
Визид с сомнением покачал головой и отошел к своим людям, которых оставалось всего пять человек.
Ибрагим махнул рукой, и моджахеды редкой цепью потянулись к опушке. Но как только они вышли на нее, кусты зашевелились, и перед ними в полный рост встали люди в потрепанных, грязных донельзя, когда-то белых маскхалатах. Их было, пожалуй, немногим больше, чем воинов Аллаха… Перед редкой шеренгой русских встал молодой курносый офицер в грязной бандане, поверх которой была надета вязаная шапочка с дырой на макушке.
Разведчики русских были такими же изможденными, грязными. Они стояли, широко расставив ноги, сжав автоматы побелевшими от напряжения пальцами, замершими на спусковых крючках. Ибрагим понял, что все эти дни, в течение которых продолжалась войсковая операция федералов, эти пацаны постоянно были в горах, на острие, постоянно балансируя между жизнью и смертью, и потому уже ничего и никого не боялись.
Он стоял во главе своего поредевшего отряда, боясь пошевелиться. Одна мысль билась в его мозгу: «Упаси Аллах, кто-то не выдержит и выстрелит. Неважно, с какой стороны. Все равно это будет концом и для моих людей, и для этих пацанов, что отчаянно шагнули навстречу смерти…»
Никто не скажет, сколько продолжалось это изматывающее противостояние… Ибрагим первым опустил автомат и сказал по-чеченски:
– Никому не стрелять!
Русские стояли, как изваяния, застыв в невероятном нервном напряжении, ожидая приказа своего офицера.
Моджахеды опустили оружие.
– Мы уходим… – сказал Ибрагим, глядя прямо в глаза офицеру. – Не нужно лить кровь. Ее и так достаточно пролито!
Русские молчали, по-прежнему держа их на прицеле…
Ибрагим наконец решился. Он забросил автомат на плечо и пошел обратно в лес, ожидая выстрела в спину. Моджахеды молча расступились, пропуская амира, и медленно потянулись за ним. Их спины напряженно сутулились: каждый ожидал выстрела, который поставит роковую точку…
Но русские не стреляли.
Кто прав, кто виноват в этой войне? Нет ответа. И каждый из командиров принял решение сохранить людей, потому что в противном случае исход мог быть только один: трупы, устилающие поляну с обеих сторон…
– Лейтенант, твою мать! – заорал полковник Должиков. – Я же приказал: никто больше не должен выйти из леса! Вы же могли положить их всех! Ты что, струсил, Тимофеев?!
– Никак нет, – спокойно ответил лейтенант. – Они не стреляли в нас, и мы не стали стрелять. А потом они ушли, повернувшись к нам спиной. Ни один из разведчиков не стал бы стрелять в спину боевикам. Это было бы подло…
– Смотри, какой благородный выискался! – не успокаивался полковник. – Да ты понимаешь, что бандитов отпустил?!
– Если бы кто-то из нас выстрелил, вам бы не с кем было сейчас выяснять отношения. Полегли бы и мы, и они. Вам это нужно? Мне – нет!
– Да ты кто такой, чтоб принимать такие решения?! – заорал полковник, багровея.
– Я – командир разведвзвода лейтенант Тимофеев. А это – мои разведчики, – лейтенант кивнул головой через плечо, где на поляне в шеренге застыли его бойцы. – И я сделал все, чтобы ни один из них не погиб. То же самое сделал амир чеченцев. Причем сделал первым. И только бог может рассудить нас!
– Ну, все! Аут! – устало махнул рукой полковник. – До бога договорились… У тебя есть сигарета, лейтенант?
– Откуда? Я еще вчера крайнюю выкурил.
Полковник долго молчал, сидя на поваленном взрывом дереве.
– Ладно, Николай! – сказал он, тяжело поднимаясь со ствола дерева, и его качнуло от усталости. Он вдруг вспомнил, что совсем недавно, только вчера, он поступил фактически так же, позволив «духам» уйти с высоты, забрав своих убитых и раненых. – Наверное, прав ты, а не я. Наверное, сберечь людей – все-таки главная наша задача. Ты уж прости, лейтенант! Погорячился…