Они доковыляли, шатаясь, до группы и рухнули на землю.
Тяжело дыша и сплевывая вязкую слюну, Ирбайхан доложил:
– Капитан со своими аппаратами за спиной начал отставать от вас, и я подхватил его. Но в дыму мы потерялись. А ты обманул меня! – Его вытянутый палец обличающее вонзился в пространство, указывая на Седого. – Если бы капитан не обрезал мои путы, от меня осталась бы сейчас только обгорелая головешка…
– Прости, Ирбайхан! – Седой опустил оружие и прижал руку к груди. – Я действительно забыл о тебе.
– Ладно, – отвернулся Ирбайхан, пряча покрасневшие глаза. – Я все понимаю, тебе своих нужно было спасать. А я что? Пленный… Почти не человек…
– Помолчи, Ирбайхан! – Капитан наконец отдышался. – Плохие новости, командир… Я прослушал на ходу переговоры Абу-Валида с Ширвани. Араб требует, чтобы отряд вышел из лагеря нам наперерез. Ширвани отправил двести человек.
– Сколько?! – Седой не поверил своим ушам.
– Двести! Араб сказал, что мы от них в пяти с половиной километрах. А это значит, что через час с небольшим они будут здесь.
Седой выдернул карту и стал искать безопасный маршрут отхода.
– Стас! – подозвал он прапорщика Шульгина. – Вот здесь просека, видишь? Мы выйдем к просеке и пойдем, параллельно ей, к вырубке. Я не думаю, что они будут нас искать на практически открытом месте… Ты и Кум пойдете в прикрытии. Сколько у тебя патронов к «Взломщику»?
– Штук тридцать осталось, – ответил Стас. – Но магазинов нам сбросили всего два.
– Если все же наткнетесь на «духов», расстреляешь оба; Кум выпустит только одну ленту, и сразу отходите. В затяжной бой не ввязывайтесь.
– Я понял, командир, – и Стас пошел искать в дыму Кума.
– Группа, подъем! – крикнул Седой. – Три минуты подогнать снаряжение! Уходим!
Капитан Даудов с трудом поднялся с земли, и его сразу же «повело». Седой краем глаза заметил это.
– Капитан, может, часть твоих аппаратов отдашь разведчикам? Или Ирбайхану?
– Не имею права, – сухо ответил капитан. – И это не обсуждается.
Седой, внимательно посмотрев на него, увидел и запавшие глаза, и посеревшее от усталости и перенапряжения лицо, и побелевшие, потрескавшиеся губы, и подрагивающие на пульте пальцы… И понял, что чеченец впервые попал в такие нечеловеческие условия.
– И все же… – начал было он.
– Нет! – твердо ответил капитан.
Седой покачал головой и перевел взгляд на Ирбайхана. Тот все понял и лишь кивнул головой.
– Все! – крикнул Седой. – Приготовились! Головной дозор – Вован, Калмык и Крот. Крот идет первым и «щупает» тропу. Направление – строго на юго-восток. Выходим к просеке. Вован, как только выйдете к просеке, сбросишь тональный сигнал.
Вован кивнул головой, и разведчики скрылись в дыму.
В этот момент из завесы дыма на группу вышли пять несуразных, черных от копоти фигур в лохмотьях, но с направленным на разведчиков оружием.
– Аллах акбар! – заорал один из них, ускоряя шаг и вскидывая автомат.
И тут же все пятеро упали, пораженные огнем разведчиков.
– Они что, обкуренные? – спросил кто-то, вызвав общий смех.
– Еще какие обкуренные! – не сдержал улыбку и Седой. – Накуришься тут… Все! Пошли!
Разведчики редкой цепочкой потянулись за командиром. Выждав три минуты, вслед за группой пошли прапорщик Шульгин и Кум.
Стаса шатало под тяжестью двенадцатикилограммовой винтовки и боеприпасов, и Кум молча снял с его плеча «сидор» с патронами, забросив его себе за спину. Прапорщик с благодарностью взглянул на Кума, но тот, не оглядываясь, зашагал вперед.
Седой вел группу скорым шагом, сцепив зубы и понимая, что силы разведчиков на исходе. Его уже «штормило» от перенапряжения всех физических и моральных сил. Но нужно было уходить, отрываться как можно дальше от отряда, идущего группе наперерез, ибо еще один бой с противником, имеющим десятикратный перевес в живой силе, группа уже не выдержит. И будут потери…
Стас вдруг остановился, осененный страшной догадкой.
– Ты че встал? – спросил Кум.
– Слушай, Андрюха! Подумай, зачем «духам» бестолково шариться по лесу, разыскивая иголку в стоге сена, если они знают, что у нас только один путь – к лесосеке? Только там нас может подобрать броня, понимаешь?
– Ну? И что?
– А самый короткий путь к вырубке – это просека. Я же видел на карте. Так вот, они по просеке и пойдут, надеясь перехватить нас у вырубки!
Кум почесал затылок под пропотевшей насквозь банданой.
– Ты хочешь выйти на просеку и попридержать «духов»? – спросил он.
– Ну да! Наши-то идут по лесу – это уже сбавляет темп. К тому же, вконец вымотанные, из боя… А «духи» свежие. Этот капитан-«рэбовец» слышал их переговоры, им идти всего пять с половиной кэмэ. Конечно, они отрежут нам путь и будут выдавливать обратно в лес – на арабов. Понял?
– Понял. Чего тут не понять? Пошли!
Они резко повернули на юг и быстро пошли к просеке, прекрасно понимая, что фактически уже обрекли себя на смерть.
Просека оказалась старой, заброшенной дорогой, по которой когда-то вывозили лес. Затененная деревьями, густо разросшимися по обочинам, она еще хранила кое-где лужицы талой воды.
Стас выбрал дерево потолще и саперной лопаткой вырубил себе небольшой окоп. Кум перешел на другую сторону просеки и сделал то же самое.
Ждать им не пришлось. Едва они успели обустроить себе стрелковые ячейки, как вдалеке послышался знакомый до боли звук – шорох шагов, издаваемый группой людей, и тихое бряцание оружия.
– Если пойдет разведка, валим в упор из бесшумок! – вполголоса сказал Стас.
Кум кивнул, сдергивая со спины «АКМС» с глушителем и укладывая его рядом с собой под правую руку.
Впереди отряда действительно шла разведка из десятка «духов». Они шли спокойно и уверенно, тихо переговариваясь и пересмеиваясь. Видно было, что здесь, в этом глухом углу древнего леса, они не ожидают засады. Их подпустили метров на пять и, привстав на колено, расстреляли практически в упор. Тела быстро оттащили на обочины – убирать их дальше в лес не было ни времени, ни сил.
Через несколько минут показалась основная масса боевиков. Как хозяева леса, они валили густой толпой, не выдерживая интервалов, не делая попыток рассредоточиться…
Разведчики, не привыкшие к такой безалаберности перед боем, удивленно переглянулись и изготовились к стрельбе.
– Подпустим на пятьдесят метров и начнем, – сказал Стас.
– Понял! – ответил Кум, поправляя пулеметную ленту…
02 апреля 2000 г. Около 18 часов.