Кэролайн задумчиво спросила:
— И что ты думаешь об этом типе? Мне совершенно ясно, что он ненавидит женщин, но всё же… зачем было усыплять её?
— Понятия не имею. Может, дамы в здравом рассудке пишут о нём плохие отзывы в Интернете?
— Бедная Барбара Крили не смогла бы сказать, хороший он любовник или плохой, поскольку она вообще не понимала, что с ней происходит. Но скажи мне, отчего же всё-таки ему нравятся сонные женщины? Может, его первая подружка была англичанкой?
— Полагаю, это возможно.
Кэролайн положила сэндвич обратно на тарелку.
— Я пошутила, Берн, ау! Помнишь тот старый анекдот про француза, который встретил девушку на пляже и начал трахаться с ней?
— Помню.
— А кто-то проходит мимо и говорит: «Что ты делаешь, она же мертва!» А француз ему на это: «Мерде, а я думал, она англичанка!»
— Да помню я этот анекдот. И французы говорят мерд, а не мерде!
— Всё равно, они ругаются постоянно. Ох уж эти французы! Могу себе представить, что это значит!
— Это значит — говно.
— Неужели? Берн, я хотела сказать, что с твоей стороны было очень благородно — прибрать у неё в квартире. Наверное, тебе не терпелось свалить оттуда поскорее.
— Да, но мне стало её жаль. Хотелось хоть чем-то помочь.
— Кажется, ты вымыл там всё, кроме разве что окон?
Я помотал головой:
— Нет, только немного прибрался. Я хотел и одежду её убрать в шкаф, но побоялся, что развешу её не так, как она привыкла. И потом, утром она всё равно наверняка поняла, что накануне была в беспамятстве и что её изнасиловали и ограбили. Но я не хотел оставлять одежду на полу, поэтому сложил на стул.
— И содержимое её сумочки ты тоже собрал. Берн, как ты думаешь, он не оставил ей кое-чего на память?
— Ты о чём?
— Ну, нежелательную беременность, например, или какую-нибудь венерическую дрянь.
— О! — сказал я. — Не волнуйся. Он использовал презерватив.
— Неужели? Не могу поверить, что он оказался таким предусмотрительным по отношению к своей жертве.
— Думаю, он проявлял предусмотрительность прежде всего по отношению к себе самому, — заметил я. — Ему тоже вряд ли хотелось заработать какой-нибудь триппер.
— А может, он просто уничтожал улики?
— Какие ещё улики?
— Ну, сейчас же делают анализ на ДНК. Она могла бы заявить в полицию, у неё бы взяли мазок и по ДНК разыскали бы этого ублюдка. Понимаешь?
— Ну, если бы это его беспокоило, — возразил я, — он забрал бы презерватив с собой.
— А он что, оставил его?
— Ага, на полу.
— Фу-у-у-у! А ты что?
— Что! Выбросил.
— Как выбросил?
— А так, взял и смыл в унитаз.
— То есть ты его трогал? Боже, какая гадость! Как ты вообще смог дотронуться до него, Берн?
— Я же был в перчатках, дурочка!
— Ах да, забыла.
— Не мог же я оставить его там!
— Конечно нет. Знаешь, Берн, а ведь Барбаре Крили очень повезло, что ты там оказался.
— О да, конечно! — Я закатил глаза. — То была самая счастливая ночь в её жизни.
— Не скажи. Если бы тебя там не оказалось, подлец украл бы её самые драгоценные драгоценности.
— А так я их украл.
— Но ты же вернул их обратно!
— Мне просто стало жаль её, Кэр. Представляешь, проснуться утром и выяснить, что тебя не только опоили снотворным и изнасиловали, но ещё и ограбили в придачу!
— Нет, сначала ограбили.
— Ещё хуже! Так что, вернув на место раскиданные им безделушки, я вдруг решил положить всё обратно. Может быть, она вообще не поймёт, что её обокрали, — ну какой идиот возьмёт дешёвенькое школьное колечко и оставит браслет, с которого свисает дюжина золотых монет?
— Наверное, она подумает, что сама куда-то задевала кольцо.
— Если бы я мог выяснить, кто он такой, — мечтательно протянул я, — навестил бы его на днях и вернул ей кольцо.
— Ну, если он его ещё не продал.
— Да кому он его сможет продать? Во-первых, это не так просто, а во-вторых, я думаю, он оставит колечко себе на память. На память об этой ночи, грязный подонок.
— Да, было бы круто украсть кольцо у вора! Но как бы ты вернул его Барбаре? Послал по почте? Подкинул в почтовый ящик?
— Или пришёл бы опять в её квартиру и подложил в комод.
— Прекрасная мысль! Она бы подумала, что сама засунула его туда… или что становится слишком рассеянной… Но, по крайней мере, получила бы кольцо назад.
— Ты же знаешь, я всегда оставляю рабочее пространство в полном порядке, — сказал я, — хотя в случае с подонком, пожалуй, с удовольствием сделал бы исключение. Но это всё эмпирические рассуждения, я всё равно не знаю, кто он такой и где живёт.
— А ты к тому же избавился от единственной улики. — Когда я захлопал глазами, Кэролайн пояснила: — Смыл в туалет, помнишь?
— А, верно.
— Конечно, это нам не слишком бы помогло — не будет же полиция делать проверку на ДНК у всех типов с басовитым голосом! Берн, я знаю, что ты вломился к ней не для того, чтобы помочь бедной девушке, но всё же ей повезло, что ты там был. Ты вроде бы сказал мне, что даже деньги положил ей в бумажник?
— Да, немного положил.
— Ну сколько?
— Понимаешь, я не знал, сколько у неё там было изначально! Не думаю, что много… В общем, я засунул сто двадцать баксов ей в бумажник.
— Ха-ха-ха! Вор, который дарит подарки! Наверное, это был первый подобный случай в истории воровства.
— Думаешь?
— И это в дополнение к тому, что ты вернул назад её цацки — браслет, серьги и часы…
— Ага.
— А, я забыла про конверт из морозилки. Берн? А его ты тоже положил обратно?
— Э-э-э-э, — замялся я, — вообще-то нет.
— О…
— Я вынул из него сто двадцать баксов, — сказал я, — чтобы положить ей в бумажник. Остальное забрал.
— О…
— И не надо смотреть на меня так. Галантность тоже имеет свои пределы.
— О… Наверное, ты прав.
— Ты что так удивилась?
— Не знаю… Похоже, я уже начала представлять тебя этаким рыцарем без страха и упрёка…
— Да, страх и упрёк мне как раз свойственны. Ладно тебе, Кэролайн, я всё-таки пришёл туда, чтобы ограбить её, не мог же уйти вообще с пустыми руками!