Он с облегчением кивнул головой. Я передал ему книгу, и он повертел её в руках, рассматривая обложку. Делал он это как-то странно: не открыл книгу, не пролистал её, даже не взглянул на название, просто ощупал со всех сторон, как будто хотел запомнить ощущения в ладонях. Конечно, коллекционерам тоже свойственно нежно гладить древние переплёты из натуральной кожи, но у этой-то книги обложка была самая простая, обычный картон.
Если он забирает книгу для друга, может, он вообще не знает названия? А может, он не любит читать и о книжных магазинах ему известно только то, что кошки хорошо смотрятся на полках?
— Да, — с удовольствием повторил он, глядя на книгу. — И сколько же вы за неё хотите?
— Я же сказал вашему другу по телефону. Двенадцать плюс налог, выходит тринадцать с копейками, но мы можем остановиться на тринадцати.
— Тринадцать… — В его синих глазах промелькнуло весёлое изумление.
Толстяк повернулся к Раффлсу, вытащил из нагрудного кармана увесистый бумажник, закрыв его телом от моих глаз, отсчитал купюры, провозгласил: «Тринадцать, сэр!» — с тем же несколько недоверчивым выражением — и спрятал бумажник обратно в карман. Потом аккуратно сложил купюры пополам и подал их мне.
Почему-то у меня возникло желание их пересчитать, но я одёрнул себя. Не станет же он надувать меня на пару долларов? А даже если станет, что с того? Ну, получу одиннадцать долларов вместо тринадцати… И я так же аккуратно забрал у него деньги и, не считая, сунул себе в карман. Выписал расписку, заложил между страницами, взял со стойки стандартный пакет из коричневой бумаги и опустил в него книгу.
— Моё почтение, — сказал толстяк, забирая пакет у меня из рук. Он снова широко улыбнулся, лихо щёлкнул каблуками, подошёл к тому месту, где сидел Раффлс, и со словами «Ну что за милая кошечка!» почесал его под подбородком. Раффлс вложил всю душу в оглушительное мурлыканье.
После этого толстяк вновь повернулся на каблуках и направился к двери.
Как только дверь за ним закрылась, я достал из кармана деньги и сразу же увидел, что он ошибся. Верхняя купюра была сотенной. Я бегло просмотрел пачку — оказалось, что все купюры сотенные.
Я, конечно, вор, но всю жизнь оставлял воровские привычки за дверью моего магазина. Работа — это святое, я никогда на свете не обману покупателей и не позволю им обманывать себя. Получается, что толстяк заплатил мне тысячу триста долларов за книгу, которая стоила двенадцать. Такого налога, знаете ли, нет ни в одной стране мира.
Я выскочил из-за прилавка как ошпаренный, дёрнул за ручку двери и вылетел на тротуар, оглядываясь по сторонам. Толстяк стоял около пешеходного перехода через два дома от меня и собирался перейти улицу.
— Эй! — нерешительно крикнул я, но он не повернул головы. Знал бы я, как его зовут, мог бы позвать его по имени, но я понятия об этом не имел, поэтому выпалил первое, что пришло мне в голову: — Эй! Тайный агент!!! — и потрусил в его сторону.
Толстяк удивлённо повернулся ко мне и… лучше бы он этого не делал. А впрочем, какая разница? Даже если бы он вовремя заметил ту машину, пользы бы это ему не принесло.
Она медленно появилась из-за угла, и я увидел, что водитель вдруг резко поддал газу, а затем ещё более резко затормозил и остановился прямо посреди пешеходного перехода. Тут стекло пассажирского окна плавно опустилось, и из него показалось чёрное дуло винтовки.
А больше я ничего не видел, потому что сработал инстинкт самосохранения. Я бросился ничком на асфальт и резво заполз за ближайший ко мне припаркованный автомобиль. Конечно, чёрное дуло смотрело не в мою сторону, но ситуация могла измениться в любую минуту — зачем рисковать?
И изменилась. Винтовка оказалась автоматом, который принялся выплёвывать пули направо и налево. И прямо, разумеется, туда, где стоял толстяк. Несколько пуль ударило в капот машины, за которой я прятался, одна проделала аккуратную дырку в витрине магазина европейской антикварной мебели, ещё парочка со звоном влетела в окна первого этажа. Однако большинство пуль полетели туда, куда их посылала рука убийцы, — в грудь толстяка. Уверяю вас, ничего хорошего они ему не сулили.
Я, конечно, ещё этого не знал, потому лежал на животе, закрыв голову руками. Однако я всё-таки умудрился слегка повернуться и сквозь просвет между колёсами увидел, как дверь машины распахнулась, кто-то, вероятно стрелявший, выскочил на дорогу, подбежал к толстяку, нагнулся и поднял что-то, что вполне могло быть бумажным пакетом с книгой внутри. Машина взревела и, оставляя на асфальте расплавленную резину шин, рванула с места. Около университета она свернула, не сбавляя скорости, направо и исчезла, провожаемая возмущёнными гудками десятка оторопевших от такой наглости водителей.
Не помню, как я поднялся и добежал до перехода, помню только, что нагнулся над толстяком, вглядываясь в его широко открытые мёртвые глаза. В моего недавнего посетителя попало не менее дюжины пуль, кровь ещё хлестала из ран. Он больше не улыбался, и кто стал бы его в этом винить?
— Берн? — раздался у меня над ухом голос Кэролайн. — Я услышала выстрелы и вышла посмотреть. Боже мой! Что произошло? Кто это? Откуда у тебя деньги?
Я всё ещё сжимал в кулаке тысячу триста долларов.
— Это его сдача, — пробормотал я. — Но, боюсь, она ему больше не понадобится.
— Эх, Малыш! — сказал Рэй. — Придётся пройтись ещё разок по вопросам.
Мы сидели в магазине, и, хотя часы показывали всего три пополудни, я уже едва держался на ногах. Я ведь почти не спал прошлой ночью, утро, правда, выдалось довольно спокойное, но последние два часа я провёл сидя за прилавком, а надо мной всей своей тушей нависал Рэй. Он задал мне вопросов тысячу, но что я мог на них ответить? Я знал не больше, чем он сам.
— Значит, в магазин зашёл незнакомый тебе чувак, — говорил Рэй. — Совершенно незнакомый, так? То есть ты его никогда не видел?
— Никогда.
— Здоровенный такой жиртрест, в костюме и при галстуке, а ты и в глаза его не видел.
— Я ведь только что сказал тебе, что не видел.
— И он никогда раньше не заходил в магазин, никогда не забирал книжку-другую для больного друга?
— Если бы он раньше заходил, — объяснил я терпеливо, — я бы его запомнил. Но мне сложно запомнить то, чего не было.
— Ай, не скажи! — воскликнул Рэй. — Кое-кто делает это мастерски! Это называется «врать», Берни, а ты у нас настоящий академик по этой части.
— Я не вру тебе, Рэй, — заверил я устало. — Он вошёл в магазин, поиграл с котом, а потом сказал, что у меня для него кое-что есть.
— И ты выдал ему книгу.
— Ага.
— Ты его в глаза не видел, но точно понял, какая именно книга ему нужна.
— Чёрт возьми! Да сколько раз я должен повторять одно и то же?