На лбу отца выступили капельки пота. Он достал платок и несколько раз промокнул лоб. В углу офиса стоял вентилятор. Он лениво вращался, поворачиваясь из стороны в сторону, дразня их моментами относительной прохлады, тут же сменявшимися духотой. Майрон взглянул на семейные фотографии, задержавшись на снимке, сделанном во время поездки на Карибское море. Лет десять назад. На родителях были яркие рубашки, они выглядели загорелыми, здоровыми и значительно моложе. Это его испугало.

– И что случилось? – спросил Майрон.

Отец проглотил какую-то таблетку и снова заговорил.

– Тут вмешался Сэм. Он подошел в столу и посмотрел на фотографии. Улыбнулся так, будто он старый друг нашей семьи. Потом бросил на мой стол секатор.

Майрон внезапно похолодел.

Отец продолжал говорить, бессмысленно глядя в пространство.

– И Сэм тогда сказал: «Представь себе, что он может сделать с человеком. Представь себе, как отрезаешь по кусочку. Подумай не о том, сколько времени надо, чтобы умереть, а о том, как долго можно жить и мучиться». Вот так. А потом Артур Брэдфорд заржал, и они ушли.

Отец снова схватился за чашку, но она как была пустой, так пустой и осталась. Майрон предложил ему свою банку, но отец отрицательно покачал головой.

– Ну я пошел домой и сделал вид, что все прекрасно и удивительно. Я пытался есть. Пытался улыбаться. Я играл с тобой во дворе. Но я не мог перестать думать о словах Сэма. Твоя мать чувствовала: что-то случилось, но не стала на этот раз лезть мне в душу. Потом я пошел спать. Сначала я не мог заснуть.

Точно как сказал Сэм: я представлял себе разные картины. Как отрезать по кусочку от человека. Медленно. И с каждым кусочком новый вопль боли. И тут зазвонил телефон. Я подскочил и посмотрел на часы. Три утра. Я снял трубку, но никто не ответил. Я слышал лишь дыхание. Тогда я повесил трубку и вылез из постели.

Отец дышал быстро и неровно. На глаза набежали слезы. Майрон было поднялся, но отец остановил его, подняв руку.

– Давай сначала закончим, хорошо?

Майрон сел.

– Я пошел в твою комнату. – Голос был монотонным, тусклым, безжизненным. – Ты, верно, знаешь, я часто так поступал. Иногда просто сидел и смотрел, как ты спишь. – По его лицу потекли слезы. – Я вошел в комнату. Услышал твое глубокое дыхание и сразу успокоился. Улыбнулся. Потом подошел, чтобы накрыть тебя получше. И тут я его заметил. – Отец приложил кулак ко рту, будто пытаясь сдержать кашель. Грудь его вздымалась, он начал заикаться. – На твоей постели. На одеяле. Секатор. Кто-то пролез в твою комнату и оставил его на кровати.

Стальная рука сжала внутренности Майрона.

Отец посмотрел на него покрасневшими глазами.

– С такими людьми нельзя бороться, Майрон. Потому что нельзя победить. Дело не в смелости. Тут дело в любви. У тебя есть люди, которых ты любишь, которые зависят от тебя. Эти бандиты такого не понимают. А как можно достать человека, который не способен чувствовать?

Майрон не знал, что ответить.

– Отступись, – попросил отец. – Здесь нет ничего стыдного.

Майрон встал. Поднялся и отец. Они крепко обнялись. Майрон закрыл глаза. Отец положил ему ладонь на затылок и пригладил волосы. Майрон прижался к нему. Он вдыхал знакомый запах одеколона, уносясь в воспоминаниях в тот день, когда отец прижал к себе его голову после удара Джо Девито.

Все еще помогает, подумал он. После стольких лет это по-прежнему самое безопасное место.

Глава 28

Секатор.

Это не могло быть совпадением. Он схватил сотовый телефон и набрал номер спортзала. Через пару минут подошла Бренда.

– Привет, – сказала она.

– Привет.

Оба замолчали.

– Люблю говорливых, – заметила она голосом, трогающим за сердце.

– Как ты там? – спросил он.

– Хорошо, – ответила она. – Игра помогает. И я много думала о тебе. Это тоже помогает.

– Взаимно, – признался Майрон. – Просто убийственные фразы, что одна, что другая.

– Ты придешь сегодня на открытие? – поинтересовалась Бренда.

– Обязательно. Заехать за тобой?

– Нет. Поеду в автобусе, вместе с командой.

– У меня есть один вопрос, – сказал Майрон.

– Валяй.

– Как звали тех парней, которым перерезали ахиллесово сухожилие?

– Клей Джексон и Артур Харрис.

– Это было сделано секатором, верно?

– Верно.

– И живут они в Уэст-Орэндже?

– Да, а в чем дело?

– Не думаю, чтобы это сделал Хорас.

– А кто?

– Длинная история. Позже расскажу.

– После игры, – предложила Бренда. – Мне придется немного пообщаться с прессой, а потом мы можем где-нибудь перекусить и поехать к Уину.

– Хорошо придумано, – согласился Майрон.

Молчание.

– Я слишком навязываюсь, так? – промолвила Бренда.

– Ничего подобного.

– Мне следовало бы изображать недоступность.

– Ничуть.

– Просто… – Она замолчала, потом начала снова: – Мне кажется, что так и надо.

Майрон кивнул в трубку. Он знал. Подумал об Эсперанце, которая сказала, что он никогда не был полностью защищенным, никогда не заботился, что может схлопотать по голове.

– Увидимся на игре, – пообещал он.

И отключился.

Он долго сидел, закрыв глаза и думая о Бренде. Майрон не пытался прогнать эти мысли. Позволил им завладеть собой. Тело мгновенно отреагировало. Он начал улыбаться.

Бренда.

Майрон открыл глаза и встряхнулся. Снова включил телефон и набрал номер Уина.

– Излагай.

– Мне нужна поддержка, – сказал Майрон.

Он почти видел, как Уин улыбается.

– Сукин ты сын, – проговорил Майрон.

Они встретились у большого магазина в Уэст-Орэндже.

– Далеко ехать? – спросил Уин.

– Десять минут.

– Поганый район?

– Да.

Уин взглянул на свой драгоценный «ягуар».

– Тогда поедем на твоей машине.

Они залезли в «форд». Позднее летнее солнце все еще отбрасывало длинные тонкие тени. Жар кружил над мостовой. Воздух был таким плотным, что упади яблоко с дерева, оно бы шлепнулось на землю лишь через несколько минут.

– Я поинтересовался той странной стипендией, – сообщил Уин. – Тот, кто организовал этот фонд, обладал большой финансовой сообразительностью. Деньги переводились из иностранного источника, с Каймановых островов.