История похитителя тел | Страница: 64

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Она оставила меня, чтобы получить деньги с пары, которая собиралась уходить, а я вернулся к своей еде – к своей первой еде, состоявшей из песка, клея и кусочков кожи, наполненных солью. Я засмеялся про себя. Надо выпить еще вина – вроде бы ничего не пьешь, но производит впечатление.

Убрав тарелку, она дала мне еще один графин. Я остался сидеть в мокрых ботинках и носках, замерзший, на неудобной табуретке, напрягая в темноте зрение и все больше напиваясь; прошел час, и она была готова идти домой.

На этой стадии я чувствовал себя не лучше, чем вначале. Едва поднявшись с табуретки, я осознал, что с трудом могу идти. Ног я не ощущал, и пришлось даже посмотреть вниз, чтобы убедиться, что они еще при мне.

Симпатичная женщина сочла все это очень забавным. Я бы так не сказал. Она помогла мне пройти по заснеженному тротуару, позвала Моджо, назвав его просто «собакой», но с оттенком большого уважения, и заверила меня, что живет «всего в нескольких шагах дальше по улице». Единственным приятным моментом было то, что холод действительно уже не так меня беспокоил.

Я практически не стоял на ногах. Конечности у меня словно свинцом налились. Даже предметы, залитые блестящим светом, уплывали из фокуса. Болела голова. Я подумал, что наверняка упаду. Страх перед падением перерастал в настоящую панику.

Но мы добрались до ее спасительной двери, и она провела меня по узкому лестничному пролету, покрытому ковром, – подъем этот до того истощил мои силы, что мое сердце заколотилось, а лицо пеленой заливал пот. Я почти ничего не видел! Настоящее безумие. Я услышал, как она вставляет ключ в замочную скважину.

На мой нос набросился новый чудовищный запах. Мрачная квартирка оказалась кроличьим садком из штукатурки и фанеры, стены были увешаны неотличимыми друг от друга плакатами. Но от чего исходит этот запах? Вдруг я осознал, что источником его являются жившие у нее кошки, туалетом которым служил обыкновенный ящик с землей. Я увидел этот ящик, полный кошачьих экскрементов, на полу маленькой незапертой ванной и подумал: «Все, конец, сейчас я умру». Я стоял и не двигался, сдерживаясь, чтобы меня не вырвало. В желудке снова закружилась боль, на этот раз не от голода, и ремень показался мне невероятно тугим.

Боль обострилась. Я понял, что придется совершить то, чем до меня занимались здесь кошки. Либо сделать это сейчас же, либо опозориться. И сделать это нужно будет в той же самой комнате. Сердце подпрыгнуло и застряло у меня в горле.

– Что с вами? – сказала она. – Тошнит?

– Могу я воспользоваться этой комнатой? – спросил я, указывая на открытую дверь.

– Конечно, – ответила она. – Проходите.

Я появился не раньше чем через десять минут, а то и позже. Несложный процесс удаления отходов вызвал во мне столь сильное отвращение – запах, ощущение и сам вид, что я не мог произнести ни слова. Но теперь все закончилось. Осталось только опьянение и позорная попытка потянуться к выключателю, потерпевшая полный крах: я хотел нажать на кнопку, но ощутил в своей руке, в этой большой смуглой руке, лишь пустоту.

Я нашел спальню – очень теплую, заставленную посредственной современной мебелью из дешевого пластика, лишенной какой-либо дизайнерской индивидуальности.

Молодая женщина к тому моменту уже полностью разделась и сидела на краю кровати. Я попытался рассмотреть ее получше, невзирая на искажения, вызванные стоящей рядом лампой. Но ее лицо представляло собой массу противных теней, а кожа казалась болезненно-желтой. Вокруг нее витал спертый запах постели.

Я смог прийти к единственному заключению: по-идиотски стремясь следовать современной моде, она ужасно худа, сквозь молочную кожу выпирают ребра, грудь с крошечными мягкими розовыми сосками совершенно плоская, а бедер вообще нет. Она была похожа на призрак. Но при этом она сидела и улыбалась, как будто это было в порядке вещей, откинув на спину красивые черные волосы и прикрыв тонкой ладошкой темный пушок.

Что ж, можно было не сомневаться в том, что за потрясающие человеческие ощущения мне предстоит испытать. Но я к ней ничего не чувствовал. Ничего. Я улыбнулся и начал снимать одежду. Первым делом стащил плащ – и сразу замерз. Почему же ей не холодно? Потом я снял свитер и немедленно пришел в ужас от запаха собственного пота. Господи Боже, неужели так было и раньше? А тело было таким чистым на вид.

Она вроде бы не обратила внимания, за что я был ей благодарен. Тогда я снял рубашку, ботинки, носки и брюки. Ногам все еще было холодно. Я стоял голый, совершенно голый. Я не мог понять, нравится мне это хоть сколько-нибудь или нет. Вдруг я увидел свое отражение в зеркале над туалетным столиком и осознал, что главный орган, разумеется, был совершенно пьян и заснул.

Она опять-таки не удивилась.

– Иди сюда, – сказала она. – Садись.

Я повиновался. Меня всего трясло. Я закашлялся. Кашель начался со спазма, застав меня врасплох. Потом последовала целая серия приступов, с которыми я не мог совладать, причем последний был настолько силен, что ребра мне сдавило кольцо боли.

– Извини, – сказал я.

– Мне нравится твой французский акцент, – прошептала она, гладя меня по голове, и слегка царапнула ногтями щеку.

Вот это ощущение мне понравилось. Я наклонил голову и поцеловал ее в шею. Да, это тоже приятно. Далеко не так возбуждающе, как склониться над жертвой, но приятно. Я попробовал вспомнить, как это было двести лет назад, когда я слыл грозой деревенских девушек. Кажется, у ворот замка постоянно торчал чей-нибудь отец, проклиная меня, потрясая кулаками и крича, что если у его дочери будет от меня ребенок, то мне придется о нем позаботиться! В то время это было замечательно весело. А девушки… Что за прелестные были девушки!

– В чем дело? – спросила она.

– Ни в чем, – ответил я и еще раз поцеловал ее в шею. От ее тела тоже пахло потом. Мне это не понравилось. Но почему? Ни один из этих запахов не был таким резким, каким я воспринимал бы его в своем другом теле. Но к этому телу они имели непосредственное отношение – вот что противно. Я не имел защиты от этих запахов; из артефактов они превратились в то, что может вторгнуться в мое тело и осквернить его. Например, пот с ее шеи перешел на мои губы. Я знал, что это так, я чувствовал его вкус, и мне вдруг захотелось оказаться от нее как можно дальше.

Но это же безумие. Она – человек, а я – тоже человек. Слава Богу, в пятницу все закончится. Но какое право я имею благодарить Бога?

Ее соски терлись о мою грудь – горячие, острые, а плоть вокруг них оказалась податливой и мягкой. Я обхватил рукой ее худенькое тело.

– Тебе жарко; я думаю, у тебя температура, – сказала она мне на ухо. Она поцеловала мою шею так же, как я целовал ее.