– Насколько я поняла, он сам виноват. Валялся в постели с этим проклятым гриппом и вроде бы уже выздоравливал, но в воскресенье вечером решил плотно поужинать. Вы же знаете Морли. Он не мог пропустить случая поесть. Встал из-за стола и упал замертво.
– У него было что-то с сердцем?
– Да, уже давно, но он никогда к этому серьезно не относился. Наблюдался у врача, но больше так, для порядка. В общем, доигрался.
– Ужасно, – сказала я. – Так жаль человека.
– Я тоже жалею его страшно. Сама от себя не ожидала, что буду так убиваться. Когда мне об этом сказали, я рыдала и не могла остановиться. Вроде мы и не были так близко знакомы. Так, иногда болтали вместе, когда бывали в суде. У него во рту вечно была сигарета, вечно он жевал что-нибудь. Не знаю, не могу привыкнуть, что его нет. Почему они не заботятся о своем здоровье, эти мужики?
Телефон зазвонил снова, и она опять ушла в разговор. Я попрощалась и пошла к выходу. В сущности, то, что нужно, я узнала. Полицейские не сомневаются в виновности Дэвида Барни. Это ничего не доказывает, но кое о чем говорит.
Дойдя до приемной, я решила позвонить оттуда Иде Руфь, чтобы она договорилась о свидании в тюрьме с Кэртисом Макинтайром на сегодня. Вообще-то посещать изолятор можно было только по субботам, с часу до трех, но не представителю Лонни Кингмана. Да, завидная доля официального следователя! Я так долго совалась всюду через черный ход, что никак не могла привыкнуть к новому амплуа.
После этого Эмерод выдала мне домашний адрес Морли Шайна. Оказалось, что Морли жил в Колгейте, северном пригороде Санта Терезы. Раньше там были фермерские участки и цитрусовые рощи, теперь их сменило невообразимое нагромождение мотелей, ресторанов, супермаркетов, похоронных контор и жилых домов. Полная безвкусица!
Морли и его жена Дороти занимали непритязательный домик на три спальни к югу от Саут-Петерсон, там, где между автомагистралью и горами когда-то и зарождался Колгейт. Судя по внешнему виду, дом строили в пятидесятые годы, когда архитекторы не задумывались об индивидуальном облике жилища. Шале швейцарского типа были или грязновато-коричневые, или синие и такие бездушные, что их не оживляло даже рождественское убранство, – я увидела во дворе у соседей Морли такие рождественские персонажи из пластмассы.
Сегодня был вторник. И, хотя Морли умер в воскресенье, было как-то неловко вторгаться в его дом. Но дело есть дело: мне позарез нужны были бумаги Морли. Я постучала в дверь и стала ждать. Морли никогда не был рабом быта, и дом также нес отпечаток небрежности своего хозяина. Краска на нем облупилась от времени и непогоды. У меня возникло смутное ощущение, что когда-то я уже была здесь. Я заранее представляла, что увижу внутри: на кухне треснутую плитку на стенах, отошедший линолеум, в коридоре – ковровую дорожку всю в пятнах, которую уже никто никогда не чистит. Потемневшие окна из алюминия, потемневшая ванна. Прямо на газоне у крыльца стоял "меркюри". Я сразу поняла, что он принадлежал Морли. Наверно, он купил его на какой-нибудь распродаже и собирался ездить до тех пор, пока у машины не отвалятся колеса. На дорожке рядом стоял новенький красный "форд" с рекламой компании, сдающей автомобили в аренду. Вероятно, в доме есть кто-то, приехавший издалека...
– Да? – Вышедшая на крыльцо небольшого роста женщина лет шестидесяти на вид была весьма энергичной особой. На ней был халат в цветочек, на ногах шлепанцы. Она не красила свои седые волосы и почти не пользовалась косметикой. Вытирая руки о кухонное полотенце, перекинутое через плечо, она внимательно изучала меня.
– Добрый день. Меня зовут Кинси Милхоун. Вы – миссис Шайн?
– Нет, я сестра Дороти, Луиза Мендельберг. Мистер Шайн совсем недавно скончался.
– Да, я знаю, примите мои соболезнования. Дело в том, что он был занят расследованием одного дела по поручению адвоката Лонни Кингмана. Я сейчас веду это досье. Извините, кажется, я пришла не вовремя.
– Когда человек умер, удачного времени не бывает, – сказала она сухо. Сестра Дороти явно была из тех женщин, которые больше заняты по хозяйству, чем организацией похорон.
– Я отниму совсем немного времени. Так жаль, что Морли ушел от нас. Он был прекрасный человек и мне очень нравился.
Она согласно тряхнула головой.
– Я познакомилась с Морли и Дороти в колледже еще во времена Великой депрессии. Мы обе были в него влюблены. Но как же по-дурацки он вел себя все эти годы! Эти вечные сигареты, лишние килограммы, да еще выпивка. В молодости еще можно все это выдержать, но в его возрасте? Нет, тут уж не до шуток. Мы его все время предупреждали, но разве он слушал? Конечно, нет. Если бы вы видели его в это воскресенье! Весь багрово-синий, бедняга. Сердце, да еще этот грипп. Доктор сказал, что у него нарушился водно-солевой баланс, что-то вроде этого.
Она снова тряхнула головой, пытаясь сбросить тяжкие воспоминания.
– Как Дороти?
– Ничего хорошего, поэтому я и примчалась сюда из Фресно, чтобы помочь обоим. Вы знали, что она уже много месяцев больна?
– Нет, не знала, – повинилась я.
– О, да, очень больна. В июне у нее определили рак желудка. Была операция, а потом химиотерапия. От нее остались кожа да кости. Морли ужасно переживал, а ушел первым.
– Вы не знаете, вскрытие будут делать?
– Не знаю, что решила Дороти. Он был у врача всего лишь неделю тому назад. Дороти настояла на лечебной диете, и он наконец-то согласился. В таких случаях вскрытие необязательно, но вы же знаете врачей – они своего не упустят. Я так переживаю за Дороти.
Я вздохнула в знак сочувствия.
Она сделала решительный приглашающий жест.
– Ладно, хватит об этом. Я так понимаю, что вам нужно осмотреть его кабинет. Входите и покажите, куда вам надо. Берите, что необходимо, и в случае чего приходите снова.
– Спасибо. Я могу оставить список досье, которые заберу.
Она замахала руками:
– В этом нет необходимости. Мы знаем мистера Кингмана много лет.
Я прошла в прихожую. Миновав коридор, мы оказались перед дверью в кабинет. В доме совсем не чувствовалось рождественской атмосферы. Пахло куриным бульоном.
– У Морли был еще офис здесь, в Колгейте? – спросила я.
– Да, но из-за болезни Дороти он в основном работал дома. Только по утрам ездил туда забрать почту. Вы захотите и туда заглянуть? – Она открыла дверь, и мы оказались в спальне, которую Морли превратил в кабинет, поставив сюда письменный стол и шкаф для бумаг. Ковер на полу был именно такой, каким я его себе представляла.
– Да, если я не найду эти досье здесь, вероятно, придется заехать в офис. Я смогу попросить у вас ключ?
– Не знаю, где он хранил ключи. Спрошу у Дороти. Боже мой! – всплеснула она руками, оглядевшись. – Неудивительно, что Морли никогда не приглашал к себе людей.